Хайнек прекрасно помнил, как все это началось, несмотря на то, что события после первого появления в его жизни Майкла Квинна проносились с такой скоростью, что мозг попросту не успевал обработать их все. Хайнек до сих пор не смог прийти хоть к какому-то мнению, сформировать личную позицию, выдвинуть хоть сколько-нибудь правдоподобную научную гипотезу, которая смогла бы объяснить все, что с ними случилось за последнее время.

И вот, спустя два года, они с Квинном вновь торчат посреди покрытых изъеденной жарким солнцем травой холмов Биттер Лейк. Казалось, что все слухи о появлении в небе НЛО вели их в штат Нью-Мексико, как когда-то все дороги вели людей в Рим.

— Ищут пропавшего собрата, — как-то пошутил Квинн, имея в виду, конечно же, приснопамятный Розуэльский инцидент. Шесть лет уже прошло, люди подзабыли об этих событиях, и Розуэлл продолжает гордо чахнуть посреди пустынного плато, как яркий пример одноэтажной Америки. Но разве можно обойти стороной нелепые слухи, подкрепленные доводами их тайного советчика и информатора, который им так и не представился? Несмотря на то, что Квинн уже трижды наставлял на него револьвер. Нервы у обоих стали ни к черту. Сам Хайнек считал, что даже если в пределах Чавеса и были обломки НЛО, их давно растащили на сувениры многочисленные фанатики, то и дело собирающиеся в этих местах. Поклонники теорий заговоров. Мечтатели, стремящиеся попасть на Марс. Пророки, слышащие голоса у себя в голове. Но информатор заверил, что у Квинна и Хайнека будет возможность докопаться до истины, если они пересекут плато на северо-запад, и что земли заповедника служат пристанищем не только для редких видов птиц. Чрезвычайно остроумно, не все же им посещать кабинеты вашингтонских шишек. Хайнек видел, как Квинн не любил, когда их вызывали генералы, министры, а пару раз даже сам Эйзенхауэр, который, в отличие от Трумана, к мнению Хайнека прислушивался мало.

Хайнек забросил в затухающий костер еще один пучок сухой травы и покосился на привалившегося к ржаво-желтому валуну Квинна. Тот ответил ему привычным острым, немного сердитым взглядом, но вдруг улыбнулся.

— Что, профессор, уже не так уверен в том, что нам следовало идти в этот поход? И красноречие внезапно иссякло.

Насмешки со стороны Квинна были делом привычным. В конце концов, несмотря на весь сарказм, только Квинн прислушивался к нему в должной мере и шел за ним, даже когда никаких причин не причислить Хайнека к той самой толпе психов, ищущих осколки инопланетного корабля близ Розуэлла, не было. Даже после того, как Хайнек не раз и не два утаивал от него факты, лгал ему. Даже когда Квинну пришлось скрыть от властей то, что он нашел реального похитителя засекреченного объекта со склада базы ВВС США. А Квинн — хороший офицер, в этом Хайнеку тоже пришлось убедиться не раз и не два, офицер, прошедший Вторую мировую войну, укравшую его юность: лгать генералам вопреки присяге не в его духе.

— Осталось всего несколько миль до места, отмеченного на карте, — преувеличенно бойко отозвался Хайнек и ответил Квинну такой же кривоватой насмешливой улыбкой, — а я думал, физическая подготовка военных получше будет.

Обвинение было несправедливым, так как Квинн тащил в своем рюкзаке большую часть вещей, включая взрывчатку, на которой настаивал информатор, и не отставать от него Хайнеку не позволяло только изрядно выдохшееся, как и его хозяин, самолюбие.
Квинн раздраженно вздохнул и вместо ответа подвинулся:

— Лучше иди сюда, тут место сильней прогревается. Cидишь на сквозняке, потому и продрог.

Только после его слов Хайнек осознал, что на самом деле кутается в куртку и вздрагивает. Квинн похлопал по спальному мешку рядом с собой. Сам он сидел на нем же. Хайнек подумал было гордо отказаться, но тело не послушалось, и он покорно пополз в обход костра к нагретому месту у теплого бока товарища. В прерии пахло сеном и сухой землей, ветер то и дело задувал в расщелину между валунами, где Хайнек и Квинн устроили ночной привал, играл с языками костра, гонял пыль. Пахло осенью. И температура воздуха начинала соответствовать.

— В следующий раз передай твоему знакомому, чтобы согласовывал свои задания с погодными условиями и временем года, — попросил Квинн, словно прочитав мысли Хайнека, которому пришлось делать над собой усилие, чтобы не придвинуться ближе. — Да что ты там возишься?

— Снова «моему знакомому»? — спросил Хайнек, почувствовав, как уверенная рука Квинна притянула его ближе, и расслабляясь. — Будто ты сам ни разу не пользовался его подсказками.

— Если бы они давали нам хоть что-то, помимо головной боли, — огрызнулся Квинн.

Подсказки давали им немало. Несмотря на очевидную опасность, которая всегда ходила вокруг да около. Но Квинн явно продолжал мстить за то, что Хайнек когда-то обманывал его, встречаясь с осведомителем и не рассказывая об этом коллеге. Ведь было время, когда Хайнек Квинну рассказывал не все. Сейчас в этом не было смысла. И не было возможности. С тех пор, как Мими все-таки бросила его, у Хайнека не оставалось ничего, кроме его работы. Если это можно было назвать работой, пусть за нее и продолжали платить. Официально они с Квинном по-прежнему искали разумные научные обоснования необъяснимым явлениям, чтобы успокоить нервное общество, а Хайнек писал отчеты для верхушки военно-воздушных сил США, на базе которых проект «Синяя Книга» и был организован. Неофициально же…

Даже чувство вины за то, каким неудачным он оказался мужем, почти не мучило, разве что по ночам. Он все еще пытался оказаться не таким отвратительным отцом, но понимал, что после увиденного сын вряд ли так легко его простит. Потому, по сути, не оставалось ничего, кроме его расследования и Квинна, который всегда был рядом. Гонка за призраками уже два года не прекращалась. Они исправно писали отчеты, и Хайнек научился писать обоснования для своих неверных выводов, беря их буквально из воздуха. Когда-то это казалось ненаучным, когда-то он ночь промучился над единственным абзацем. Но теперь, когда писать отчеты для военных и вести расследование перестало быть общим делом, стало намного проще. Правда, Хайнек все еще не был уверен, что Квинну тоже стало проще. Тот никогда об этом не упоминал, но Хайнек уже знал друга слишком хорошо, чтобы не понимать, в какой ад затянул его, заставляя раз за разом обманывать начальство. Вот и сейчас они совсем не так проводили отпуск, как предполагалось.

Хайнек вновь потянулся к тлеющим углям, добавляя топлива, и блаженно откинулся на валун, закрывая глаза. Он точно помнил, что за час до первой встречи с капитаном Майклом Квинном, сидел в кабинете, слушая, как два профессора ссорятся из-за формулировок закона Маккарена-Уолтера, помнил, как пытался потом убедить меценатов, что его прибор будет работать и принесет военным пользу. И помнил, как впервые увидел в своем кабинете Квинна, подтянутого, с военной выправкой и твердой уверенностью, что Хайнеку самое место в проекте «Синяя книга». Конечно, он всего лишь выполнял приказ и, конечно, манипулировал Хайнеком в попытке добиться своего. Тот понял это лишь поздней, но уже тогда у них не было привычки обижаться друг на друга по пустякам.

— О чем задумался, профессор? — Квинн свойски толкнул его локтем в бок, заставляя вновь заныть усталые мышцы.

— Вспоминаю, как я вообще оказался во всем этом… — Хайнек беспомощно взмахнул руками, пытаясь жестом показать, что именно имеет в виду.

— Могу напомнить, — ответил Квинн, — трое суток назад…

— Нет, я имею в виду… вообще… Когда ты пришел в мой кабинет впервые. И ведь я мог тогда отказаться.

— Хотел бы?

Хайнек помолчал, пытаясь вообразить, что бы тогда было. Его счастливая семья, жена, сын, его студенты. Никакого ощущения себя сволочью и неудачником. Никаких ночевок у костра. Никаких мутных правительственных заговоров и болезненного выражения на лице Квинна, которому вновь и вновь приходится теперь вести двойную игру. Никаких фантастических трупов и непонятных устройств. Никакого Квинна, кстати говоря.

— Наверное, я бы солгал, если бы сказал, что никогда не хотел, — наконец сформулировал Хайнек. Ему было необязательно смотреть на Квинна, чтобы знать, как тот отреагирует. Упрямо сжатые губы, чуть сдвинутая вправо челюсть — неправильный прикус плюс привычка, — тонкие морщины, которые становятся резче, как и черты лица, колючий жесткий взгляд прищуренных глаз. Хайнек представил, как Квинн сглатывает, а потом смотрит вверх, и тут же услышал тихий звук сглатывания.

— Если бы ты не лез везде, куда тебя просят не лезть, все было бы гораздо проще, — конечно же, ответил Квинн.

Хайнек улыбнулся и мягко взглянул на него:

— Разумеется, вы правы, капитан, — холодало, и он, не заметив, придвинулся к Квинну совсем близко, теперь они сидели плечом к плечу, — но будет ложью, если я скажу, что я всегда об этом жалею.

— Конечно, когда ты оказываешься правым, ты преисполнен гордости и ни о чем не жалеешь, — фыркнул Квинн, первым отводя взгляд.
— Или, например, сейчас, — меланхолично ответил Хайнек, — я еще не знаю, прав я или нет, мы черт-те где, мерзнем посреди прерий, но я не жалею. Хотя это заставляет чувствовать себя сволочью, плохим мужем, отцом, гражданином своей страны, человеком, в конце концов. Я всех подвел, так или иначе. И ради чего?

— Ради правды? — тут же отозвался Квинн. — Ты… не сволочь. Если уж на то пошло, ты даже не представляешь, как это — быть ею. Увлеченный фанатик — может быть, но не сволочь.

— Тогда и ты — фанатик, — огрызнулся Хайнек. — Действительно, что бы я делал без твоих подначек. С ума сошел бы от скуки.

— Я промолчу, — ответил Квинн, и Хайнек, вновь смотря на танцы огня в костре, понял, что Квинн улыбается.

— Нужно поспать, — заговорил Хайнек, разрывая ставшую вдруг очень вязкой ночью тишь.

— Поспи, я покараулю, — ответил Квинн.

— Кого опасаешься? Сурков?

— Ты сам сказал, что осталось всего несколько миль, и твой товарищ настойчиво рекомендовал нам эту часть пути не использовать транспортные средства. Мне кажется, есть все причины опасаться.

— Как хочешь, — отмахнулся Хайнек, неуклюже поднимаясь, чтобы развернуть свой спальный мешок.

— Я разбужу тебя через три часа.

— Только попробуй.

И вновь тишина, в которой ощущается улыбка Квинна. Странно так чувствовать, конечно. Наверное, им стоит меньше времени проводить вместе, это уже, в конце концов, нездорово.

Хайнек провалился в сон почти мгновенно, сказалась прошлая ночь, проведенная в машине, и общая усталость. И вновь повторился его кошмар, который преследовал вот уже полгода. Пустой дом, шкаф, в котором не висят платья Мими, гостиная без игрушек сына на полу. Бессмысленные попытки вспомнить лицо бывшей жены, вязкий стыд оттого, что вспомнить его не может. И кто он после этого? Телефонный звонок, и когда-то такой родной, а теперь чужой и холодный голос на другом конце провода. А чего он ожидал, раз за разом предавая и обманывая? Обещая и не выполняя обещания? Подвергая близких ему людей опасности из-за своих безумных теорий? Из-за того, что никогда не умел отступать, из-за того, что наука всегда была для него на первом месте.

— Нет, Мими, нам нужно… погоди… нам нужно поговорить. Ты не понимаешь. Я не врал тебе… Мими!

Комната разваливалась на куски, их с Мими кровать треснула пополам, зазмеились трещины по стенам и потолку. И он проваливался куда-то вниз, туда, где, казалось, не было и не могло быть дна. И почему так холодно? Нечем дышать… Нечем! Холодно!

— Хайнек! Профессор! Аллан, черт побери! Проснись!

Квинн тряс его так, словно пытался пробить его затылком дыру в земле. Наполовину расстегнутый спальник, задранная рубашка. Разумеется, ему холодно. Хайнек с трудом — руки не слушались — ухватил Квинна за предплечья.

— Майкл… прекрати… меня… трясти… — голос тоже не слушался. Хайнек выплывал из грязных обрывков сна, словно из болота, чувствуя, как забытье не хочется покидать его тело. — Что… что случилось?

— Это я бы хотел у тебя спросить, — ответил Квинн и осторожно отпустил его плечи. — Я уже собирался было тебя разбудить, как ты… Как у тебя случился какой-то припадок. Я такого раньше не видел. Наверное, так трясет, когда сильно бьет током.

— Мне снился… кошмар, — Хайнек с трудом сглотнул, во рту пересохло. — Можно мне воды?

— Я видел, как людям снятся кошмары, солдатам во время и после войны. Нет, Аллан, это были не последствия кошмара.

Хайнек с трудом сел, придерживаемый Квинном, и жадно выхватил из его ладони флягу с водой.

— У меня нет болезней, которые могли бы сопровождаться припадками, — тяжело дыша, заговорил он, напившись. Вода стекала по щетине на подбородке и шее, и от этого стало еще холодней. — Ладно, скажем так: раньше не было. Не представляю, что это такое. Но спать я теперь точно не хочу. Так что ложись ты, я покараулю до рассвета… А то вдруг сурки нападут.

Он уселся на место Квинна, все еще наполовину закутанный в спальник, неловко сжимая оставленное ему Квинном ружье — по общему мнению, они направились в заказник на охоту — и наблюдая за тем, как подозрительно поглядывает на него устраивающийся на ночлег Квинн. А Хайнек вдруг поймал себя на том, что невольно любуется, как тот действует: никаких суетливых движений, спокойно, выверенно. Он не возится из-за впивающихся в спину камешков, не путается в спальном мешке, не дергает заевший замок. Аккуратные движения тренированного человека, тихий шорох ткани. Огонь высвечивал его фигуру, черты лица, красивый абрис профиля и шеи… Тряхнув головой, Хайнек резко отвел взгляд. Что с ним творится? То есть он порой признавался себе, что Квинн выглядит и ведет себя… выигрышней, в сравнении с ним самим, но такие взгляды — это никуда не годится! Кажется, Квинн так ничего и не заметил. Он уже устроился в спальном мешке, когда вновь заговорил.

— Что тебе снилось? Я не настаиваю, но, говорят, рассказанные кошмары не сбываются.

— Все как обычно, — вздохнул Хайнек, радуясь тому, что можно отвлечься от тревожных мыслей.

— Ты никогда не рассказывал, что тебе снится обычно.

— Он уже сбылся, так что нет нужды рассказывать. Пустой дом. Разве что он не разваливался на куски в реальности. Хотя как знать, я оставил его Мими и там уже почти не бываю. Да, это все неприятно. Больно. Да, я порой просыпаюсь в холодном поту, но я не склонен кричать во сне или что-то вроде того, поверь.

— Я знаю, — вдруг согласился Квинн.

— Что? — вздрогнул Хайнек.

— Мы часто ночуем в соседних гостиничных номерах, я бы знал, если бы ты кричал во сне.

— Да, точно, — поспешно отозвался Хайнек. Почему-то сейчас ему особенно не хотелось оставаться наедине с собой, но он заставил себя произнести:

— Доброй ночи.

— Не засни, профессор, — ответил ему Квинн.

Попробуй заснуть после такого. Хайнек все еще слышал, как в висках гулко стучит пульс. Да и ночная тишина была не такой уж и тишиной. Стрекотали кузнечики, шуршали в траве какие-то зверьки, прочие звуки Хайнек расшифровать не мог, а потому напряженно прислушивался. Почему-то, когда Квинн не спал, он ничего этого не слышал. С ружьем было иррационально спокойней, хотя он так и не научился толком стрелять, несмотря на тренировки, которые время от времени устраивал желчный и цепляющийся к каждой мелочи Квинн. Еще бы — ему достался на удивление бестолковый ученик. Хайнек смотрел в темноту, вспоминая, как Квинн показывал ему основы, как заряжал револьвер, как вытягивал вперед руку, объясняя что-то насчет положения локтя и отдачи. И как потом раздраженно встал за спиной Хайнека, направляя его руку сам. Неожиданно воспоминание о прикосновении стало почти осязаемым, Хайнек ощутил тепло чужого тела за своей спиной, ощутил прикосновения, сморгнул и дернулся, едва не уронив стоявшее рядом ружье в костер.

— Этого не может быть, — пробормотал он чуть слышно, искоса глянув, не разбудил ли устроенный им шум Квинна. Но тот не пошевелился, и Хайнек обессиленно откинулся на теплый валун. Так не бывает. Подобные мысли не могут стать неожиданностью. А раньше он так не… кажется, так не думал. Квинн был константой в его жизни вот уже чуть больше двух лет. Менялись генералы и президенты, менялся мир, менялось его окружение, но Квинн был Квинном и даже интрижки за это время толком не завел, хотя странно, что тридцатилетний красавец капитан Квинн, постоянно одинок. Он привлекал женщин, и не даром. Хайнек вспомнил белокурую девушку, которая когда-то крутилась вокруг капитана и с которой он вроде даже познакомил Хайнека. Больше года назад. В то время в их жизни много что происходило, они больше думали о том, как сохранить в целости свои карьеры и шкуры, так что имени красотки Хайнек не запомнил. Он событие за событием перебирал все, что случилось тогда и поздней. Выборы президента, катастрофы «Дугласов», в которых тоже оказалось замешано паранормальное. Во всяком случае, Хайнек до сих пор так считал, а Квинн в очередной раз чуть не поплатился из-за профессорской убежденности карьерой. Чуть не поплатился, смотрел желчно и сердито, почти наорал, хлопнул дверцей машины — и наутро опять вошел в их кабинет, поздоровавшись, как ни в чем не бывало. Постоянно сбиваемые советские и американские самолеты, отстранение Оппенгеймера, испытание термоядерного оружия и водородной бомбы, прорыв в лечении полиомиелита… Хайнек, словно прилежный ученик перед экзаменом, перебирал в голове аккуратно разложенные там по полкам факты, но то и дело вспоминал тайные вылазки и то, как виделся мир из-за плеча Квинна, который взводил курок револьвера. Вспоминал засекреченные лаборатории, мрачные лица генералов, дрожащие тела умирающих солдат, умирающих не на войне, а из-за того, что с ними проделали неизвестные. Квинн тогда поклялся, что найдет виновника, но Хайнек все больше сомневался, что виновником является человек. Время от времени он выныривал из своих смахивающих на дрему воспоминаний и напряженно прислушивался, но ночной мир вокруг него никак не менялся, и казалось, что вовне никакой опасности быть не может — она вся внутри.

Костер уже едва тлел, стало холодать, а Хайнек понял, что начинает видеть абрисы предметов не только благодаря нервному свету огня. Близилось утро, но спать по-прежнему не хотелось. Квинн, кажется, даже ни разу не попытался перевернуться, и Хайнек подумал, что стоит дать ему поспать лишний час, так как мало ли что ждет их впереди, но тут Квинн вдруг бесшумно выгнулся дугой, а потом закричал. Теперь Хайнек понимал, почему Квинн не смог толком описать его припадок. Квинн бился так, что край изрядно потрепанного уже спальника начал впиваться ему в шею, а потому Хайнек попытался удержать Квинна, прижимая его к земле, потом попробовал вытряхнуть его хотя бы наполовину из спального мешка. Ни окрики, ни попытка трясти, ни пощечины поначалу не помогали. Квинн был значительно сильней, и Хайнек успел получить от него знатный хук справа, пока припадок сошел на нет. Квинн, тяжело дыша ртом, распахнул непривычно перепуганные блестящие глаза.

— Проф… профессор, что… случилось?

— Припадок, — коротко отозвался Хайнек, поспешив выпустить Квинна из объятий — иначе, как всем своим весом, удержать его не получалось. Квинн несколько секунд помедлил, собираясь с мыслями, Хайнек уже убрал руку от его груди, но все еще ощущал, как заполошно бьется в его ладонь сердце друга.

— Как у тебя? — наконец заторможенно проговорил Квинн, силясь сесть.

Хайнек помог ему и протянул флягу с водой:

— Полагаю, что да. Я тоже никогда не видел ничего подобного… возможно, в психиатрических лечебницах… Но зато теперь мы знаем, что сообщение информатора не пустышка. На нас что-то влияет, и это что-то не имеет известных мне аналогов.

Хайнек быстро отвел взгляд от лица Квинна, пока тот не сообразил, в чем дело. Потому что сам Хайнек понял, почему глаза друга показались такими блестящими. На его щеках тоже были влажные полоски, видимо, во сне или во время припадка он плакал.

— Светает, — отстраненно заметил Квинн, поймав брошенную ему Хайнеком куртку.

— Я хотел дать тебе немного поспать, — признался Хайнек.

— Очень мило с твоей стороны, — скривился Квинн. — Но совсем не обязательно.

Хайнек раздраженно взглянул на него и понял, что Квинн вытирает ладонью щеки. Потом тот взглянул на свою ладонь и замолк, явно опешив. И резко поднял взгляд, так, что Хайнек не успел опустить свой.

— Я тоже не из тех, кто кричит во сне, — пояснил Квинн, — или рыдает.

— Я знаю, — согласился Хайнек, ощущая себя все более неловко. — Что… тебе снилось?

— Оно уже прошло, так что тоже нет смысла рассказывать, Аллан.

— Но все же?

— Война. Мне снилась война. Что еще мне могло сниться?

Квинн резко замолчал, ловко сворачивая спальник, и Хайнек было решил, что молчание продлится теперь долго. Так уже случалось, когда разговор касался военных действий. Не то чтобы Хайнек до сих пор ничего об участии Квинна в авианалетах не знал, но говорили они об этом очень редко. Однако на этот раз Квинн закончил собираться, подсел к костру на свое прежнее место и, отказавшись от молча предложенного ему сандвича, вновь заговорил:

— Все было неправильно, знаешь… То есть… почти правильно… — Квинн поморщился, явно подбирая слова. — Я тогда попал в госпиталь. Мне никогда не снятся бои. Во время боев все бывало понятно. И обычно. Страшно, конечно, только редкие кретины ничего не боялись, и чаще всего они погибали первыми. Но со страхами можно совладать. Это не проблема и не тема для… бесед. В небе были мы и были они. Все кристально ясно. И если ты умеешь делать свое дело — ты его делаешь. Я умел. В первый раз выстрелить в человека сложно, но потом это просто грязная, но необходимая работа. А в госпитале… Там постоянно кричат. Какой-то филиал ада на земле. Особенно сразу после тяжелых боев. Мы тогда вылетали над Северной Атлантикой, бомбили конвои. Мой самолет подбили, я был ранен и надышался дымом. Не помню, как его посадил, чудом не попал в плен, конечно, и не нырнул на корм рыбам. Тогда я оказался в госпитале. Впервые с настолько серьезным ранением и среди таких же тяжелораненых. И мне он снится до сих пор. Редко, но снится. Обожженные тела, кровь, крики и хрипы. Как на скотобойне.

Квинн резко потер лицо ладонями и так же резко выпрямился:

— Я не страдаю расстройством. Сны — это нормально. Как ты говорил? Холодный пот, да. Боль, да. Но то, что было сегодня… очень реалистично, я вспомнил какие-то детали, которые, казалось, и запомнить бы не мог. Этого мальчишку еще, ему лет восемнадцать на вид было, половина лица сожжена, и он мать звал, все время, пока не умер на рассвете. Все как в документальной съемке — каждая мелочь просматривалась. Вот только тебя там быть не могло.

— Не могло, — осторожно согласился Хайнек.

— Ты лежал на соседней койке, и у тебя что-то было с головой. Перебинтована… — Квинн машинально поводил ладонью вокруг собственной головы. — Ты был без сознания, но это точно был ты. Вряд ли я бы мог тебя с кем-то спутать.

— Это был не я, — тихо повторил Хайнек. — Мне не нравится то, какое действие этот феномен на нас оказывает. Чем быстрее мы выясним, что происходит, тем лучше.

— Точно лучше? — спросил Квинн. — Я уже и забыл, что такое слезы. А если дальше будет только хуже?

— Ты предлагаешь повернуть назад? — вопросом на вопрос ответил Хайнек, который уже убрал недоеденный сандвич в рюкзак и теперь затаптывал тлеющие угли. Затекшее тело ломило, но эта боль была даже приятной, так как напоминала о том, что он жив, разгоняла призраки прошедшей ночи.

— Разумеется, нет, — фыркнул Квинн, поднимаясь на ноги, — это был риторический вопрос. Чем быстрей доберемся до места, тем лучше, потому что лично я больше вблизи этой штуки спать не собираюсь.

Хайнек, не удержавшись, ухмыльнулся в ответ на эту фразу и увидел, как Квинн ответил ему слабой улыбкой.
Он был очень бледен, движения, обычно четкие и выверенные, перестали такими быть. Он походил на разболтанную куклу и даже пошатнулся, когда натягивал лямки рюкзака.

— Может, переложим часть вещей ко мне? — предложил Хайнек.

— Отвяжись, — беззлобно огрызнулся Квинн, — взрывчатку я тебе точно не доверю. Лучше ружье правильно держи, а то застрелишься по дороге… профессор.

Хайнек покачал головой, продолжая украдкой встревоженно следить за Квинном, развернул карту. — Около шести миль. Пару часов, если не особо спешить. Но идти по холмам, может, и дольше.

— Если будем тащиться, как вчера, точно дольше, — согласился Квинн, который, приложив руку козырьком ко лбу, смотрел на восток, куда сейчас лежал их путь. Стрелка компаса в руках Хайнека подергивалась, и он постучал компасом о бедро, пытаясь привести прибор в норму.
— Вы не знаете, где сейчас восток, профессор? — язвительно поинтересовался Квинн, и Хайнек, услышав знакомую живость в его голосе, невольно улыбнулся, но вновь нахмурился. — На самом деле из нас троих, похоже, этого не знает только он.

Стрелка компаса медленно подрагивала, словно никак не могла решить, где сейчас север, а потому показывала то на север, то на северо-восток.

— Что-то случилось с магнитным полем земли, пока мы спали? — спросил Квинн, изумленно наблюдая за проблемами с компасом.

— Вблизи я не вижу металлических предметов, не в курсе насчет залежей полезных ископаемых, — пробормотал Хайнек, — но, думаю, тогда бы мы не стояли на пустыре. Электронные приборы тоже… не наблюдаются. Магнитные бури? Стрелка размагнитилась? Или какая-то местечковая аномалия?

— Отлично, — отозвался Квинн, поправляя лямки рюкзака, и первым зашагал вперед, заставляя профессора себя догонять.

Теперь он двигался быстрей, чем вчера, видимо, что-то пытаясь доказать неизвестно кому. Хайнек быстро запыхался, но, разозленный, молчал, радуясь, что на этот раз идти совсем недолго. Они углубились в холмы, и бег с препятствиями не доставлял никакого удовольствия. Хайнек выдержал полчаса, но, подвернув ногу, все-таки взмолился о пощаде. Квинн хотел было что-то сказать, но подобрался и вскинул ружье, привлеченный топотом и треском. Из-за кустов выскочило крупное копытное и тут же бросилось наутек.

— Ты же не охотиться сюда приехал на самом деле, — весело осадил товарища Хайнек.

— Что это было? — спросил Квинн, опуская ружье.

— Вилорог, насколько я успел рассмотреть.

— Энциклопедия «Британика»? — учтиво уточнил Квинн, явно припомнив давний рассказ Хайнека, как тот в детстве прочитал ее от безделья во время болезни от корки до корки. Два раза.

— Возможно, — рассмеялся Хайнек. — Надо же, запомнил. Опусти ты уже ружье.

— Зато было бы доказательство, что мы на самом деле охотились, — Квинн все-таки послушался Хайнека, хотя и с явным неудовольствием поджал губы.

— И кто потащит это доказательство? Доберемся до машины, подстрелишь пару уток.

— Ну что, отдохнул? — неожиданно перевел разговор Квинн. — Мы можем двигаться дальше?

— Так это ты давал мне передышку?

— Разумеется. Я не собираюсь тащить тебя на себе… как вилорога, если что.


На этот раз Квинн не спешил так, будто за ним гнались все беды мира, и Хайнек даже стал верить, что тот смог принять то, что случилось ночью. Для самого Хайнека его собственный припадок был чем-то из другой реальности, то есть его видел Квинн, но сам он ничего не ощутил. Да и сон, бессчетное количество раз повторяющийся в разных видах, уже вызывал только далекую ноющую боль и немного отчаяния, что легко можно было спрятать за работой. Но Хайнека нервировало то, что они идут навстречу чему-то, что влияет на их психическое состояние, а значит, и адекватность. Он невольно вспомнил бедных солдат, которые подверглись воздействию химического оружия по приказу своих же командиров, солдат, которые были готовы стрелять в товарищей, и сильней сжал винтовку, посматривал в спину Квинна, выстрелить в которую ему хотелось бы меньше всего в этой жизни. С другой стороны, наваливались воспоминания о собственных странных ночных фантазиях, которые касались Квинна. Сейчас те мысли отступили, на их место пришла тревога, и Хайнек гадал, является ли она нормальной или тоже следствием неизвестного воздействия. Он привык верить себе, своему разуму, своим выводам. Потерять в них веру — что может быть хуже для ученого?

— Чувствуешь? — Квинн заговорил неожиданно, так что Хайнек вздрогнул, выныривая из своих мыслей.

— Что?

— Запах.

Хайнек подошел к Квинну, встал рядом и тоже принюхался:

— Запах падали, — наконец постановил он. — Наверное, какое-то животное. И совсем недавно, иначе падальщики бы уже растащили добычу.
— Возможно, — согласился Квинн, но в его голосе слышалось явное напряжение. Хайнек глянул на него с беспокойством. Эти сжатые в тонкую полоску губы, выступавшие желваки, насупленный взгляд…

— Майкл, все в порядке?

— Все отлично, — отрывисто бросил Квинн, продолжая путь.

Насколько он был не прав, они выяснили еще полчаса спустя. Запах все усиливался, став вонью. Можно было бы обойти этот участок, но Квинн почему-то двигался в направлении запаха, а Хайнек не смел перечить. В вопросах выживания он был не советчик боевому офицеру.

— Стоп, — коротко бросил Квинн, когда Хайнек уже старался не дышать, даже прикрывал лицо собственной рубашкой, которую достал из рюкзака. Они вышли на плоское пространство, где один из холмов был словно срезан и украшен несколькими скалистыми наростами, похожими на камни Стоунхенджа. Подобное в этих местах встречалось, но еще одно украшение вряд ли было таким же нормальным: два трупа, частично изъеденные мелким пустынным зверьем, валялись на расстоянии нескольких метров друг от друга. Они, как и Хайнек с Квинном, были одеты в походные костюмы, но рюкзаков поблизости не наблюдалось. Квинн медленно подошел совсем близко, Хайнек, пересилив себя, попробовал тоже подойти, но желудок взбунтовался, и несчастная половина сандвича попросилась наружу так бойко, что пришлось отбежать в сторону и склониться к низкому и сухому кустарнику.

— Один убит выстрелом в грудь, второй, вероятно, в голову, но лицо слишком изъедено, чтобы была видна рана, — словно издали услышал он голос Квинна. — Трупы явно тревожили, из-за чего нельзя определить, как они располагались изначально. А потому неясно, что случилось. Профессор, держите ружье наготове, хорошо?

— Д-да, — Хайнек тяжело выпрямился и прополоскал рот водой. Почему-то ему казалось, что Квинн должен сейчас сказать что-то насмешливое. Хотя вряд ли это было в его духе. То есть он, конечно, любил иронию, но в нужные моменты мог стать на удивление тактичным.

— Аллан, ты в порядке?

— Вполне, — Хайнек сделал два шага навстречу Квинну, но, не сумев себя пересилить, застыл на месте.

— Тебе не обязательно подходить, — Квинн обернулся, щурясь, и Хайнек понял, почему его голос звучал так глухо — он тоже прикрывал нижнюю часть лица какой-то тряпкой. — Я обыскал трупы, но при них нет никаких документов. Стандартный набор охотника. Но где их вещи? Рюкзаки?

— Забрали те, кто стрелял? — предположил Хайнек.

— Рюкзаки целиком? Почему бы не достать из них все ценное? Что-то переместил ветер, что-то — зверье, но что-то должно было остаться. Все случилось явно не год назад. Надо осмотреться. Профессор, я же сказал, не подходи! Отойди подальше и сядь там… где-нибудь. На виду, ради всего святого!

Хайнек, который сделал было еще один шаг к Квинну, замешкался и все-таки послушался. Это мало помогло, запах был такой, что кружилась голова. Хайнек не знал, сколько так просидел, сгорбившись, пока к нему не подошел Квинн:

— Пойдем отсюда. Возможно, нам стоит вернуться. И позвонить в полицию.

— Осталось совсем недолго. А потом мы сможем вернуться и позвонить…

— Учитывая, что мы здесь, возможно, не одни…

— Все случилось пару недель назад, даже больше. Я же видел признаки скелетирования, когда… почти подошел.

Квинн протянул руку. Хайнек ухватился за нее, поднимаясь, но его шатнуло, и в следующее мгновение он осознал, что прижимается к Квинну всем телом, касаясь лбом щеки. И Квинн не отталкивал его, осторожно поддерживал, поглаживал по плечам, отчего по всему телу пробегали мурашки.

— Забавная реакция для ученого, правда? — слабо спросил Хайнек.

— Брось, профессор, ты же не патологоанатом.

— Ты тоже.

— Ты знаешь ответ.

— Нет, — Хайнек резко оттолкнулся от Квинна, продолжая, впрочем, сжимать его предплечья, — боюсь, я пока не знаю ответ. И прошу тебя внимательно наблюдать за своими… и моими реакциями… и если что-то покажется тебе странным…

— Думаешь, то влияние не прекращается?

— Думаю, оно растет. Так что?

Квинн на мгновение задумался, а потом вдруг потащил Хайнека прочь, явно пытаясь уйти за холм:

— Давай не здесь, уже даже меня сильно мутит.

Не сговариваясь, они шли настолько быстро, насколько могли. Когда воздух стал посвежее и трупный запах начал перебиваться запахом травы, Квинн наконец остановился, озираясь, и заговорил:

— Да. Мне тоже так кажется. Я очень зол сейчас.

— В смысле?

— Чертовски иррационально зол. С самого утра.

— На кого? Или на что?

— На все: на тебя, меня, информатора, все, что происходит вокруг… Не знаю… Что-то из этого объяснимо, я и раньше был раздражен, думаю, ты заметил.

— Я заметил, но ты часто раздражен.

Квинн смешливо фыркнул, но глаза его оставались серьезными:

— Но сейчас я ощущаю ярость. Почти как в горячке боя. Этого не объяснить. Будто…

— Адреналин зашкаливает, — перебил его Хайнек.

— На то, что ты меня перебил! — повысил голос Квинн, отшатываясь. — Ты не ощущаешь подобного?

— Не-ет… не совсем… у меня все как в тумане. Будто долго не высыпался. И это тоже объяснимо. Раздражение… да, пожалуй, больше на себя. Но не ярость. — Хайнек резко замолчал, боясь, что невольно выдаст себя. Выдаст то, что ощущал в этот самый момент, то, как сложно ему было выпустить руки Квинна, отстраниться от него.

— Мне кажется, ты что-то не договариваешь, профессор.

— И на это ты тоже зол?

— Ты часто что-то недоговаривал, и я бывал часто на это зол, но… прости… — Квинн устало потер лицо руками.

— Может, нам стоит избавиться от винтовок? — предложил Хайнек неуверенно.

— Ты серьезно?

— Ну… это логичное предположение. Мало ли…

— Ты собираешься в меня стрелять? — невесело усмехнулся Квинн.

— А ты в меня? — вдруг резко спросил Хайнек. Квинн застыл на месте, прямой и жесткий, как его оружие, но спустя недолгое молчание все-таки ровно ответил:

— Нет. В тебя — точно нет. Как бы ты меня ни бесил.

— Это успокаивает, — слабо отозвался Хайнек, у которого вновь закружилась голова, и теперь это явно случилось не от запаха. Не только от него. Хайнек вновь достал из кармана компас, но тот окончательно взбесился, стрелка крутилась вокруг своей оси — и это выглядело жутко оттого, что Хайнек понял: сейчас он не может этого объяснить. Не потому, что объяснений не существовало, а потому, что сейчас он не в состоянии мыслить научно или хотя бы рационально. Хотя бы сколько-то адекватно мыслить. Это понимание обрушилось на него ледяным водопадом, и Хайнек застыл, не в силах вымолвить ни слова.

— Можем обойтись и без него, и хватит издеваться над картами, на таком расстоянии от цели они тебе уже ничем не помогут, — заговорил Квинн. — Мы ищем, цитирую, «скалисто-песчаное образование на площадке между холмов. Образование представляет собой два отростка, идущие вверх под углом в пятьдесят градусов». Можно подняться вот тут, холм пологий, сверху мы это уже точно увидим.

— Хорошее предложение, — согласился Хайнек, пытаясь сложить карту, но та не слушалась, внезапно поднявшийся порывистый ветер вырывал ее из рук, складывал под неправильными углами. Хайнек внезапно ощутил такой прилив ярости, что дернул тонкую бумагу слишком резко, а обрывки смял в руках и пораженно замер, посмотрев на Квинна. Тот никак не прокомментировал случившееся, но кивнул и хлопнул Хайнека по спине. И от этого прикосновения Хайнек отшатнулся, как от ядовитой змеи. Ощущения становились невыносимыми. Только что все было относительно нормально, но больше этой нормальности не существовало и в помине. Он не может, не должен, он просто не способен чувствовать подобное! Холм, в отличие от предыдущего, даже не был покрыт жухлой травой, а потому два торчавших из земли клыка цвета глины они увидели сразу.

— Еще минут сорок, — рассудил Квинн, — если спустимся вон там, то можем сократить путь.

— И переломать ноги, — вздохнул Хайнек.

— И сократим время влияния на себя этого… чем бы оно ни было, — ответил Квинн, не обернувшись.

Довод был разумным, так что Хайнек решил оставить за товарищем последнее слово. Хотя замолкать не хотелось. Напротив, общение на сторонние темы хоть немного, но отвлекало. В молчании же недавно неоформленные пугающие мысли обрели силу и определенность. И ощущение уже нельзя было спутать с напряжением физическим, нервозностью, оно обрело наполненность и направление. Потому даже в спину капитана Квинна сейчас смотреть было тошно. Хайнек понимал, что, как бы чудовищно это ни звучало, хочет его. И чем дальше — тем желание становилось несноснее. Можно было, конечно, во всем обвинить неизвестную аномалию, но то, что переживал Хайнек, отличалось от того, что переживал Квинн. Агрессия, тем более не имеющая направления — на всех и ни на кого одновременно, — понятное явление. Более понятное. Существовали вещества, которые могли заставить человека бросаться на окружающих, но сексуальное возбуждение, которое не просто есть, а имеет четкий стимул — другое дело. Хайнек пытался анализировать, пытался вспомнить, были ли какие-то хотя бы малозаметные первые признаки, смотрел ли он и раньше на Квинна подобным образом, и окончательно запутался. Мозг отказывался анализировать, да и ноги заплетались. Квинн всегда был ему приятен. Как коллега, потом как друг, как соратник, как единственный близкий человек, от которого не осталось секретов. Поначалу, когда они только познакомились, бравый вояка, называющий себя психологом, Хайнека забавлял. Но со временем стало выясняться, что со всей своей прямолинейностью летящего снаряда Квинн на самом деле мог бы быть неплохим психологом. Не то чтобы Хайнек в этом разбирался. Но Квинн точно умел выслушать, когда это было необходимо. И понимал чуть больше, чем Хайнек смел рассказать. В этом была особая притягательность бесед с ним: поверхностный на первый взгляд, острый и насмешливый, раздражающийся по пустякам, он, однако не вызывал желания от него закрываться. Напротив, привлекал — живым, практичным умом, непринужденностью, верностью принципам. Однако все это влекло за собой лишь платоническую привязанность. Ну да, он эффектно выглядел. Но и эффектно выглядящие мужчины Хайнека никогда не привлекали. Хайнек мало знал о гомосексуальности. Психические болезни не особо его интересовали. У него и мнения своего на эту тему не было. Он бы не стал бросаться на таких людей с камнями, да и тюрьма, как он считал, была лишней. Насколько он знал, гомосексуальность распространялась на весь животный мир, так что люди не были исключением. Но… нет, он просто никогда не задумывался на подобную тему. И что бы сейчас сказал Квинн, если бы узнал, о чем думает его друг? Или ничего бы не сказал? Просто вскинул бы ружье?

Мысли хаотически кружились в голове Хайнека, вызывая пугающую истерическую дрожь, приходилось заставлять себя сосредотачиваться на дороге, но ткань брюк теперь сдавливала слишком сильно, натирала. Постыдную боль Хайнек решил считать пусть малым, но искуплением за мысли и чувства, которые он уже едва ли мог преодолевать.

— Профессор, что ты там копаешься? Ходить разучился? — Квинн сердито обернулся, и Хайнек сделал попытку догнать его, ушедшего вперед на десяток шагов. Хайнек впился взглядом в его лицо — очень бледен и как-то осунулся, возможно ли такое за несколько часов? На лбу, кажется, капли пота. Глаза лихорадочно блестят. Квинн несколько секунд, не моргая, смотрел в глаза Хайнека, но вдруг сбросил с плеча винтовку и почти бегом спустился по крутой насыпи, едва не влетев в обломок скалы, в которую тут же ударил кулаком — снова и снова, явно разбивая руку в кровь.

— Квинн, погоди! Майкл, что ты делаешь?!

— Не подходи! — выкрикнул в ответ Квинн, безуспешно пытаясь сокрушить кусок камня, потом застонал и опустился на колени, держась за запястье пораненной руки. Хайнек едва ли не скатился следом, упал на колени почти у самой скалы, рванулся к Квинну, за плечи разворачивая его к себе лицом:

— Ты ополоумел? Совсем свихнулся?

Квинн улыбался:

— Тише, профессор, — негромко попросил он, — не надо меня трясти. Все в порядке. Я проводил… как ты это бы назвал? Эксперимент. Гипотеза подтвердилась.

— Какая гипотеза, что ты несешь?

— Легче, — ответил Квинн и блаженно откинул голову, опираясь на кусок скалы, который только что избивал.

— Мне стало легче. Чем дольше сдерживать это, тем хуже. Знаешь, наверное, мистера Зигмунда Фрейда?

Хайнек знал. Хотя думать об озабоченном, с его точки зрения, ученом сейчас не очень-то хотелось. Однако пришлось заставить себя это сделать.

— Подсознательные импульсы, — проговорил он. — То, что мы вынуждены сдерживать, скрывая даже от себя.

— Фрейд их делил на два подвида, — Квинн бросил на Хайнека свой чертов жесткий, проницательный взгляд, заставляя ссутулиться, незаметно отстраняясь. — Во мне много агрессии. Я это знаю. То есть… теперь знаю. На самом деле я считал себя довольно спокойным человеком совсем недавно. Сексуальные импульсы в меньшей степени относятся к потаенному. В моем случае. И меня не бросала совсем недавно жена… Вновь этот взгляд; Хайнек подумал, что согласен сейчас на что угодно, только избежать этого разговора.

— Что ты хочешь сказать? — глупо и агрессивно отозвался Хайнек.

— То, что чем больше ты сейчас пытаешься себя сдерживать, Аллан, тем хуже для нас обоих. Насколько я успел понять. И ты успел, я уверен.

— Но я не хочу сейчас бить по скале. Может… да, может, я хочу застрелиться, но не разбивать кулаки! — Хайнек вдруг осознал, что кричит. — Тебе легко говорить! Ты же не хочешь врезать мне! Но даже если хочешь… А я… — резкий позыв к рвоте заставил Хайнека захлебнуться собственными словами, но тошнота быстро отхлынула, так что пришлось лишь проглотить горькую вязкую слюну. Хайнек поднял голову и понял, что Квинн странно смотрит на него. — Там, — хрипло прошептал Хайнек, неопределенно махнув рукой, — твое ружье где-то там… и мое, кажется. Так будет сподручней…

— Что за хрень ты несешь?! — резко перебил его Квинн. Хайнек упрямо взглянул ему в глаза и, слыша, как срывается его голос, выпалил:

— Я хочу тебя. Сейчас. Не абстрактного кого-то, а тебя. Это достаточный довод?

— Я… — Квинн хватал воздух ртом, пытаясь что-то сказать. — Да я уже понял… вроде…

Он вновь откинулся на злосчастную скалу и вдруг громко, надрывно расхохотался. Хайнек закрыл глаза, тоже опираясь на скалу и не замечая рюкзак, который так и не стащил с плеч. Сейчас этот смех мало его тронул. На самом деле он уже не вполне понимал, что вообще происходит. Все его существо вопило о необходимости разрядки, о желании прикосновений, о желании. Мысли окончательно перестали формулироваться, и Хайнек видел перед собой лишь вспышки: образы, поворот головы, краешек губ, дрогнувших в ухмылке, коротко остриженный затылок и край жесткого крахмального воротника, волосы, блестящие от геля, пальцы, играющие сигаретой так, что хотелось кричать. Хайнек с трудом вытянул ноги, раздвинув их, иначе было слишком больно, больно было даже шевелиться. Хайнек поднял голову, дыша ртом, и чуть слышно застонал, но через несколько секунд забился, словно в конвульсиях, захлебываясь воздухом и забыв собственное имя, потому что на его член под натянувшейся тканью брюк легла ладонь Квинна. Тот едва успел провести рукой по заметному бугру. Хайнек дернулся, сжимая в ладонях по сторонам от себя землю и каменную крошку, и, издав низкий звук, кончил. Он не видел, как, не мигая, Квинн наблюдает за его оргазмом, как задерживает дыхание на самом пике и несколько раз сглатывает, а затем хватает ртом воздух, потянувшись к нему, словно принюхивающееся дикое животное. Когда Хайнек немного пришел в себя, Квинн уже стоял возле него, аккуратный, серьезный и неприступный.

— У тебя есть во что переодеться? — деловито спросил он, бросил на сжавшегося Хайнека короткий взгляд и тут же, щурясь, взглянул за горизонт. Хайнек не ответил, но Квинн, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Хотя бы белье. Переоденься, пока не сильно пострадали брюки, а я схожу и поищу наши ружья. Хорошо?

И, не дожидаясь ответа, Квинн начал карабкаться по осыпающемся склону прочь. Хайнек с трудом поднялся на ноги, которые казались ватными. Его шатало, зато впервые за уже… он понятия не имел сколько прошло времени, появилась возможность мыслить. Не самый подходящий момент. Сейчас он был бы рад остаться тупым жаждущим животным, только бы не ощущать всего того ужаса и стыда, что ощущал теперь. Поступку Квинна не было объяснения. Впрочем, на Майкла тоже влияло нечто, меняя его, его разум, характер. Под таким воздействием… Хайнек резко оборвал себя, взглянув на осыпающийся склон, поросший редким кустарником, потом растерянно обернулся и принялся стаскивать с плеч чертов рюкзак. Наверное, переоделся он быстрей, чем в армии, ломая ногти о пряжку ремня, чертыхаясь и путаясь в штанинах. Влажные от спермы трусы он, истерично озираясь, бросил куда-то за ближайший куст, сдерживая животное желание еще и закопать их. От этой мысли его начал пробивать смех, так что, вернувшись, Квинн застал его хихикающим и пытающимся вновь натянуть рюкзак.

— Профессор? — Квинн протянул ему ружье. — Ты… — он запнулся, видимо, подбирая слова. «В порядке» сейчас звучало бы издевательством. — Ты здесь сейчас? — наконец, решился он.

Хайнек выпрямился, вновь уронив рюкзак на землю.

— Да, — ответил он сипло и прокашлялся. — Насколько это возможно. Я даже думать могу. Необычайное ощущение.

— Отлично, — Квинн вдруг тоже улыбнулся и, резко подхватив рюкзак, быстро натянул его на спину не успевшему возмутиться Хайнеку. — Нам осталось совсем немного. Мне кажется, что наше прояснение временное. Вряд ли человеческая психика в плане бессознательного… так неглубока.

И вновь Хайнек карабкался вслед за спешащим Квинном, смотря точно ему в спину, отчего спотыкался в два раза чаще, чем мог бы, и стараясь ни о чем не думать. Не думать получалось лучше, чем не чувствовать — не характерное для него состояние, показывающее, что влияние лишь временно отступило, но не прекратилось полностью. Теперь же он все еще ощущал прикосновения Квинна к своей ширинке, жесткое надавливание и поглаживание — достаточное для разрядки. И от этого Хайнеку казалось, что его опустили в чан с кипятком. А он ученый. И должен думать как ученый. С этой точки зрения Квинн поступил рационально, логично. Он дал им фору, не давал волю эмоциям, не вступал ни в какие глупые разборки. Вероятно, когда все закончится, Хайнеку придется во второй раз написать заявление на увольнение. В этот раз Квинн молча его подпишет. И даже это будет сделать проще, чем посмотреть ему в глаза.

— Вот они, — внезапно заговорил Квинн, и Хайнек, который в этот момент споткнулся об очередной кусок скалы, невольно переспросил:

— Что?

— Те самые скалы. Кажется, мы на месте.

Они встали плечом к плечу, смотря куда-то вверх, на неровные образования, солнце было в зените, и у Хайнека слезились глаза, так что пришлось их потереть, а затем приставить ладонь козырьком ко лбу.

— Я же без очков, — вдруг растерянно заметил он.

— И что? — удивился Квинн.

— Я не так хорошо вижу без очков. И давно я без них?

— Не знаю, — признался Квинн. — Не обращал внимания. На мой взгляд, видишь ты прилично.

— Наши органы чувств работают на пределе возможностей, — задумчиво предположил Хайнек. — Отсюда усталость и… специфика мыслительной деятельности. Что-то заставляет наши тела работать в усиленном режиме. Если принять некоторые виды ускоряющих мозговую активность веществ… есть возможность на некоторое время ощутить… будто твои органы чувств стали работать лучше. Но это временный эффект.

— Я надеюсь, это не означает, что потом ты ослепнешь, — нервно отозвался Квинн.

— Я не знаю, что это означает, — забывшись, Хайнек посмотрел на него, — это просто предположение. Гипотеза.

Квинн и не думал отводить взгляд. Он привычно щурился, на высоком лбу пролегли тонкие морщины. Он был, как и всегда, красив, капитан Квинн. Хайнека вновь замутило от воспоминаний, и он отшатнулся, налетев на скалу спиной.

— Так, достаточно, — резко заговорил Квинн, вдруг подступая вплотную. Он ухватил Хайнека за плечи, встряхнув. — Посмотри на меня, профессор. Я говорю, посмотри на меня! Ты только что сказал, что стал лучше видеть, так что не надо так подслеповато щуриться. И послушай меня. Надеюсь, твой слух тоже работает на пределе возможностей? Нам сейчас нужен профессор Хайнек. Потрясающе умный и бестолково смелый эгоист, который в первый год нашего с ним знакомства доставлял мне невероятно много хлопот. Но не отбил охоты следовать за ним. Не меланхоличный страдалец, не стыдящийся себя эмоциональный слизень. Профессор, мать его, Аллан Хайнек. Поэтому. Посмотри. Мне. В глаза.

Хайнек замер, словно против воли медленно подняв взгляд. Квинн выглядел разъяренным, но Хайнек чувствовал, что держал Квинн его за ворот одной рукой и плечи другой достаточно мягко, лишь не позволяя вырваться. По скулам Квинна ходили желваки, взгляд его был затуманен, словно он пытался что-то вспомнить:

— Когда я служил… у нас был парень. Может, и не один, но про него стало известно. Его избили. Отправили на гауптвахту. Потом выпустили, так как людей не хватало. Через неделю он погиб, прикрывая корабль с беженцами. Посмертного награждения не состоялось. Я, конечно, думал тогда, как и все, что он долбанутый и его надо было изолировать. Но он был героем. И про это я тоже думал. Про фашистские концлагеря, в которых были тысячи таких парней. Может быть, ты тоже долбанутый. Как и я, кстати.

— Я не… гомосексуал, — пробормотал Хайнек сипло. — У меня семья… была.

— Я недостаточно хорошо в этом дерьме разбираюсь, профессор. Никто в нем не разбирается достаточно хорошо. Мне плевать, как это называется. Ты просто стал это чувствовать. Ничто не появляется просто так. Оно выплыло на поверхность. И у меня — тоже. Сначала я всю дорогу думал о том, как убиваю людей, которых считал друзьями, коллегами, начальством, семьей когда-то… Из-за каких-то мелких промахов я, гребаный извращенец, думал, кого мне лучше задушить, а кому проломить череп… В подробностях. И это было сильней меня, но тебя я не грохнул. Знаешь почему? И я не знаю. Думал, что проще будет задушить… — ладони Квинна медленно сомкнулись на шее Хайнека, у которого перехватило дыхание, хотя Квинн и не думал надавливать. — Но потом понял, что проще тебе все рассказать. Кому, как не тебе? Обо всем том дерьме, что есть во мне, о котором я даже не подозревал. До этого… похода… я считал себя… приличным человеком. Может, не таким уж хорошим. Хотя… скорее хорошим. Я всегда старался поступать по совести, поступать по чести. Мне кажется, теперь у меня нет ни того, ни другого. Но когда ты там корчился от оргазма, я впервые за этот день думал не об убийствах. Я думал о тебе, не испытывая ни капли злости, несмотря на то, что происходило. На самом деле… — правая ладонь Квинна отпустила шею Хайнека и взметнулась вверх, пальцы нежно провели по влажному от испарины виску Хайнека, — мне хотелось тебя поцеловать. Может, мы оба — извращенцы и нас надо изолировать от общества, но я только что выполз из ада. Благодаря тебе. И теперь думаю, что это чувство на фоне происходящего выглядит почти… священно.

— Не богохульствуй, — пробормотал Хайнек, и они оба прыснули, прижавшись лбами. Квинн выпустил шею Хайнека, позволив тому наконец пошевелиться, сдвинуться с места, чем Хайнек и воспользовался, притянув Квинна в мягкий, почти невинный поцелуй. Он сам не понимал, как сделал это. Но что-то следовало сделать. После откровений Майкла, после того, что уже случилось, вряд ли поцелуй был таким уж запретным действием. Скорее символом поддержки и нежности. Только уже не вполне братской. Совсем не братской.

Поцелуй длился всего несколько секунд, оба лишь прижимались чуть приоткрытыми ртами и потом одновременно, хоть и неторопливо, отстранились.

— Странно, — пробормотал Квинн и нахмурился.

— Еще бы, — горько ответил Хайнек.

— Нет, я… не о том… в смысле… я никогда раньше не целовал кого-то… с бородой.

Хайнек фыркнул, стараясь удержать рвущийся смех:

— Ну, мне тоже твоя щетина… удивительна, но… — Хайнек резко оборвал сам себя, так как Квинн, слабо улыбаясь, вновь потянулся к его губам. Глаза его были закрыты. На этот раз Хайнек позволил себе чуть приоткрыть рот, куда тут же ворвался гибкий, уверенный язык Квинна. Хайнек не протестовал, давая возможность тому вести, лишь вновь отступил, прижимаясь к каменной породе, позволяя Квинну почти навалиться на себя. Сейчас его собственное возбуждение маячило где-то на краю сознания, но он прекрасно понимал, что ощущает Квинн. Это проступало во всем: в его резких движениях, срывающемся хриплом дыхании, в его сведенных напряжением мышцах, что Хайнек почувствовал, обняв Квинна за шею. Наверное, теперь уже тому требовалась… помощь. И Хайнек понимал, что согласится. Более того, что согласится запросто. Словно что-то надломилось в нем. Возможно, что-то важное, но сейчас Хайнек не испытывал ни сожаления, ни недавнего стыда. Но пока Квинн держался, он не смел проявить инициативу. Квинн же, закончив нежно терзать губы Хайнека, тяжело отстранился:
— Пора все-таки найти то, за чем мы сюда пришли.

Он двигался скованно, кусал губы, Хайнек мягко следовал за ним, все время держа его в поле зрения. Обойдя каменные выступы до половины, они наткнулись на куски булыжников и крошево, которое могло остаться только от взрыва.

— Взрывчатка заложена снаружи, — с трудом проговорил Квинн. Он не выдержал, покачнулся, оперся рукой о каменный выступ.

— Здесь провал. Вход в пещеру. Слишком ровный для того, что мог бы образоваться от взрыва или природного воздействия, — ответил Хайнек, заглядывая в темную дыру. Оттуда тянуло сухим воздухом, от которого запершило в горле. — Воздух разрежен?

— Только попробуй сунуться туда вперед! — сердито заговорил за его спиной Квинн. — Дай мне пару минут. Я приду в себя. Я так понимаю, кто-то до нас искал эту штуку. И взорвал запертую дверь.

Хайнек, который уже изучал край каменной плиты под ногами, рассеянно кивнул:

— Похоже на то.

Он обернулся как раз вовремя, чтобы успеть подхватить приблизившегося к нему Квинна.

— Отцепись от меня! — Квинн попытался оттолкнуть профессора, но был прижат к каменному выступу спиной для устойчивости и заткнут поцелуем. Хайнек скользнул руками по напряженному торсу Квинна, по тяжело вздымающейся груди, животу и начал расстегивать ремень. Квинн молчал, закрыв глаза и сжав губы, но Хайнек счел своим долгом пояснить:

— Тебе был нужен профессор Хайнек, а мне нужен капитан Квинн. Который не отстрелит что-нибудь себе или мне в самый ответственный момент, потому что не в состоянии контролировать собственное тело.

Кожа Квинна была горячей и сухой. Хайнек машинально лизнул ладонь прежде, чем забраться ею под теплую ткань трусов. Квинн по-прежнему молчал, не открывая глаз, лишь дернулся, когда ладонь Хайнека сомкнулась вокруг его члена.

— Так не пойдет, — пробормотал Хайнек, выпустил член, все-таки заставив Квинна недовольно застонать, после чего, прижав член ладонью к животу Квинна, резко сдернул его брюки и трусы до середины бедер. — Не придется переодеваться, — сообщил он.

Это было чистым безумием. В двух шагах от них опасно темнел провал, из которого тянуло странным воздухом. Ружья валялись на земле. Под ногами крошился битый камень. И могло случиться что угодно, но впервые Хайнеку было плевать на то, что могло бы случиться. И Квинну тем более. Хайнек ловил его заполошное дыхание, то и дело прижимаясь ртом к полуоткрытому рту, не столько целуя, сколько лаская кончиком языка сухие губы. Он не сразу приноровился к незнакомому углу, однако движения эти знал любой мужчина старше двенадцати лет, каким бы постыдным и опасным ни называли сам процесс окружающие. Ладонь уверенно скользила по твердому члену, сдвигая необрезанную крайнюю плоть, сжимала, потирая головку, вновь скользила к самому основанию, так что ребро ладони сильно прижималось к жестким темным волоскам в паху Квинна. Хайнек не мог сказать, сколько все это продолжалось. Логичным было бы предположить, что совсем недолго. Квинн, упрямо молчавший, вдруг начал шумно дышать, сипло постанывая, первые капли спермы Хайнек машинально растер по члену, но потом Квинн дернулся навстречу, а Хайнек выпустил член из ладони, чтобы снова сжать его у основания, запоздало поняв, что, скорее всего, сперма попала на его штаны. Впрочем, их в любом случае пришлось бы выбросить, так что плевать. Мысль, которая все это время пыталась сформироваться, наконец сложилась в слова. Теплые, бесстыдные и искренние. Он мог бы спрятать эту мысль, закрыть рот, забить ее в самую глубину, чтобы она опять легла грязным пятном где-то под слоями приличного и одобренного, но Хайнек, глядя в непривычно растерянные глаза Квинна, уверенно проговорил:

— Это было чертовски здорово.

После чего небрежно стряхнул ладонь и вытер ее о грязные брюки. Квинн понял голову, и Хайнек со смущенной нежностью наблюдал, как тот громко сглатывает, раз, другой, как подрагивает его кадык, вздымается грудная клетка, бьется жилка на влажной от испарины загорелой шее. Квинн так и стоял со спущенными штанами, постепенно опадающий член был почти скрыт смятой полой рубашки, и Хайнек, вдруг поняв, что несколько секунд стоит, уставившись на видневшиеся из-за ткани черные волосы в паху Квинна, торопливо отвел взгляд. В этот же момент Квинн все-таки наклонился, подтягивая трусы и штаны, неторопливо, аккуратно застегнулся, вытер ладони о бедра и ловко поднял с земли винтовку. Хайнек последовал его примеру и, выпрямившись, ощутил дыхание Квинна у своего затылка:

— Профессор, прежде чем идти… зайди мне за спину… пожалуйста. И не высовывайся, что бы ни случилось. Мы оба помним, как ты стреляешь.

— Мог бы уже называть меня по имени, — сам не понимая зачем огрызнулся Хайнек и прикусил язык.

— Аллан, — тут же послушно исправился Квинн. — Не высовывайся, хорошо?

Он стоял очень близко. В этом, конечно, не было никакой необходимости. Как не было необходимости в паузе, что возникла сразу после. Теплое дыхание щекотало затылок, и Хайнек позволил себе пару мгновений ни о чем не думать, а лишь ощущать его. После чего послушно шагнул в сторону и отступил за спину Квинна. Ружье больше не казалось ему такой уж хорошей защитой.


Они достали фонари из рюкзаков, но те оказались практически не нужны: поначалу хватало солнечного света, а затем он сменился на собственное зеленоватое освещение пещеры неясного происхождения. Проход уходил вниз довольно круто, так что Квинн двигался медленно, то и дело указывая Хайнеку, на какой уступ следует опереться и куда наступить. Несколько раз из-за неудачного движения они оба едва не съехали по насыпи, но коридор постепенно сужался, так что вскоре можно было удерживаться на ногах, опираясь руками по обе стороны от себя в щербатые каменные стены. Воздух на самом деле казался слишком разряженным для пещеры, сухим, он вызывал ноющую боль в груди и слабое головокружение.

— Еще немного — и придется протискиваться, — напряженно сообщил Квинн. — Хотя коридор больше не идет так резко вниз.

— Хорошо, что мы оба достаточно тощие, чтобы все еще продвигаться вперед, — прокряхтел Хайнек. — Но мой рюкзак… как бы не пришлось оставить рюкзаки.

— Даже не думай, — отозвался Квинн, — кажется, тут… да… тут становится больше места. И светлей.

— О… — Хайнек вытянул шею, стараясь что-то разглядеть из-за рюкзака на спине Квинна, но тот довольно быстро просочился вперед, позволяя и Хайнеку выбраться на почти круглую площадку, достаточную для того, чтобы на ней уместилось в ряд человек пять. Впереди проход снова сужался, но ненадолго, дальше виднелся выход, от которого шло то самое ровное зеленоватое свечение, не очень приятное, нездоровое. От этого слабого, в общем-то, света, начинали слезиться глаза. Хайнек сделал шаг вперед, к этому свету, но понял, что Квинн остался за его спиной, и остановившись, оглянулся:

— Ты идешь?

Оказалось, что Квинн присел на корточки перед растерзанной кучей чего-то, что, подойдя ближе, Хайнек опознал как чей-то чужой, судя по всему, порезанный рюкзак.

— Те, кто побывали здесь до нас, — постановил Квинн, взглянул на него снизу вверх. И от этого взгляда тут же засосало под ложечкой. Хайнек сморгнул, пытаясь избавиться от наваждения, в котором Квинн стоит перед ним на коленях, раздетый и покорный. Мысли вновь начинали путаться, но теперь это состояние, предвестник скорого сумасшествия, было слишком знакомым, а потому пугало вдвойне. Мир метнулся вокруг него чертовой каруселью, но Хайнек устоял на ногах, только зажмурился, закрывая лицо руками, а когда смог-таки убрать руки от лица и открыть глаза, то понял, что Квинн все еще смотрит на него странным, блестящим, немигающим взглядом.

— Я… а… — Хайнек не знал, что собирался сказать, к горлу вновь подступала рвота панической атаки. Квинн не ответил, но поднял руку, поманив Хайнека, и тот приблизился, опустился рядом на колени.

— Что именно? — спросил Квинн.

— Ты о чем? — не понял Хайнек.

— Агрессия? Похоть?

Хайнек захлебнулся воздухом, который, и без того неприятный, теперь, казалось, отказывался поступать в легкие.

— Дыши, — ладонь Квинна легла на спину Хайнека. — Расслабься и дыши. На меня тоже наваливается… опять… Когда-то оно достало и владельцев этих рюкзаков. Здесь кровь, надрезы холодным оружием. Предположу, что они дрались.

— Думаю, я знаю, где они сейчас, эти хозяева, — пробормотал Хайнек, закрывая рот и нос ладонью, потому что словно наяву ощутил тошнотворный запах гниющей плоти, память о котором не успела до конца выветриться.

— Но мы не они, — резко отозвался Квинн. Его ладонь, легшая поверх руки Хайнека, а затем отведшая ее от лица профессора, была приятно прохладной. — С нами не случится того же.

— Откуда ты знаешь? — Хайнек вдруг почувствовал клокочущую ярость, с силой сжал ладонь Квинна. — Может, я тоже мечтаю потоптаться по твоим костям?!

— Еще как мечтаешь, — согласился Квинн, но явно с большим усилием и после секундной паузы. — Уж мне-то не знать.

— Так чем же мы отличаемся?! — голос Хайнека сорвался, попытка справиться с собственным дыханием позорно провалилась, и Хайнек, мучаемый гипервентиляцией, согнулся пополам. Ладонь Квинна тут же зарылась в его волосы, поглаживая.

— Тем, что не скрываем этого друг от друга. Я думаю… — голос Квинна, явно контролируемый из последних сил, все-таки сорвался. — Я думаю… ты можешь ударить меня, если хочешь. Если это… поможет…

Хайнек яростно выпрямился и размахнулся, но кулак пролетел мимо скулы не попытавшегося отшатнуться Квинна и врезался в стену за его спиной. Дрожа всем телом, Хайнек навалился на Квинна.

— Вот чем мы отличаемся, — прошептал Квинн ему на ухо, дыхание его было горячо и влажно.

— А если мы тоже сорвемся? — пробормотал Хайнек, подбираясь, подвигаясь ближе, вцепившись в плечи Квинна так, словно планировал слиться с ним в нечто единое. Именно этого он и желал.

— Агрессию всегда можно перевести в секс, — тихо ответил Квинн.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул?! — резкие слова, которые Хайнек попытался в последний момент удержать, но не смог, казалось, врезались в стены, отскочив от них дробью, но Квинн словно ничего не заметил. Лишь плотней прижал его к себе и пояснил:

— Мы уже знаем, что можем легко заставить друг друга кончить. И что это работает. Безопасней, чем ставить друг другу синяки.

— Какие уж там синяки, — всхлипнул Хайнек, из его груди рвался нервный смех. — Да ты меня по стенке размажешь.

Внезапно пришла боль, и Хайнек подтянул к себе ушибленную ладонь, пытаясь рассмотреть повреждение. Квинн тут же перехватил ее за запястье и вдруг подул на опухшее ребро ладони.

— Могу размазать, — с тихим смешком согласился он. — Хотя ты сейчас дерешься лучше, чем год назад. Но важно то, что я тоже не хочу ставить тебе синяки. И в нашем нынешнем положении это…

Квинн не договорил, но в голове Хайнека пронеслось «почти признание», и он, бессильно застонав, зарылся носом в плечо Квинна, медленно расслабляясь. Некоторое время они так и сидели молча, прижавшись, слушая дыхание друг друга. Пульс стучал в висках, кислорода все больше не хватало, но Хайнек наконец смог свободно вдохнуть и выдохнуть и тут же ощутил, как Квинн почти невесомо провел пальцами по его позвоночнику.

— Лучше?

— Наверное, — Хайнек сглотнул, нехотя отрывая голову от плеча Квинна. — Уже помню, сколько будет два плюс два, за более сложные расчеты не поручусь, но…

Квинн хмыкнул:

— К тебе вернулась ирония, а это — хороший признак.

— Ты как? — Хайнек взглянул в лицо Квинна, все еще необычно бледное, с пугающе запавшими глазами. Но, вероятно, он сам выглядел не лучше.

— Не уверен… сколько будет два плюс два, — ответил Квинн. — Но мне и незачем, это ты у нас профессор. Зато я помню, как нажимать на курок.

Хайнек улыбнулся и, не удержавшись, скользнул костяшками пальцев по заросшей щетиной щеке Квинна:

— А я не особо помню, как стрелять. Но мне и незачем.

Квинн опустил голову, и Хайнек подумал было, что он пытается отстраниться от ласки, но тут же понял, что тот просто поднимается на ноги. Ухватившись за протянутую ладонь, Хайнек тоже попытался встать, но мир перед глазами опять накренился, он упал на колени, машинально хватаясь другой рукой за что-то, что оказалось поясом брюк Квинна. Испуганно отшатнувшись, Хайнек чуть не уронил Квинна на себя. Тот вдруг рассмеялся, одним резким рывком поднимая Хайнека на ноги, удержал за плечи, приблизив к себе.

— Ты можешь хватать меня за что пожелаешь, — прошептал Квинн в приоткрытые губы Хайнека и насмешливо хмыкнул. — Тебе… все можно. Без шуток.

— Это очень… впечатляющее предложение, но я не хочу заниматься сексом в этой чертовой дыре, — в тон ему отозвался Хайнек, не преминув, однако, ответить легкой лаской на прикосновение губ Квинна.

— Это обещание?

— Думаю, когда все закончится, ты и думать забудешь про свои нынешние желания, так что да.

— Вы очень плохо разбираетесь в человеческой психологии, профессор, — Квинн вновь коснулся губами уголка губ Хайнека и деловито отстранился, поправляя рюкзак. — И не забывай держаться за мной, Аллан.

Безумие на самом деле отступило, пусть и всего на пару шагов, и Хайнек с ужасом ждал, что вот-вот все вернется, причем, раз они приближались к источнику распространения влияния, вернется с удвоенной силой. Сколько еще они могли выдержать? Тем временем Квинн впереди него прошел коридор, стены которого словно были покрыты ржавыми разводами, а затем внезапно растворился в зеленоватом свечении. Хайнек вздрогнул, ускоряя шаг, и почти сразу врезался в спину Квинна.

— Полегче, профессор, — сухо попросил Квинн. Его нервозность можно было понять, Хайнек и сам едва удержал приступ паники, понимая, что ничего не видит в этом мерзком сиянии, однако почти сразу влияние освещения стало слабеть. Квинн явно тоже заметил это, шевельнулся, пытаясь осмотреться.

— Не торопись, — попросил его Хайнек, для верности, несмотря на мешающий рюкзак, придерживая Квинна за плечи. — Кажется, наши глаза адаптируются. Но я не знаю, как эта штука на них влияет. Это не похоже на просто яркий свет. Лучше дать себе время.

— Я хочу понять, что нас окружает, — рыкнул Квинн.

— А я не хочу, чтобы ты повредил себе зрение, — в тон ему ответил Хайнек и, подняв руку, сам не открывая глаз, безошибочно прижал ладонь к глазам Квинна. — Тут мы в любом случае уже достаточно беспомощны. Но, учитывая то, какое влияние оказывает на нас это место, вряд ли ему требуется иная охрана. Ну, или мы трупы. Квинн, не дергайся, я все равно тебя не выпущу.

— Я могу размазать тебя по стенке, — мстительно напомнил ему Квинн.

— Ты собирался заняться со мной сексом, когда все закончится, так что вряд ли.

— Теперь я собираюсь напомнить тебе, каким бесстыжим в выражениях ты был, когда находился под влиянием… этой штуки.

— О, среди того, что мы пережили, моя речь — меньшее, о чем я стану беспокоиться. Отлично, становится легче, — Хайнек, приоткрыв глаза, убрал ладонь от глаз Квинна, запоздало осознав, что тот, хоть и пререкался, не пытался сопротивляться ему всерьез. Они стояли посреди очередного округлого зала, только он был гораздо больше в диаметре. Стены зала покрывала зеленоватая субстанция, она и была источником странного света. Хайнек и Квинн одновременно глянули себе под ноги, но стояли они на твердой каменистой поверхности цвета глины. В центре пещеры располагался каменный постамент.

— Очень знакомо, — сипло сообщил Квинн. Хайнек и сам вспомнил штуковину, которую полтора года назад выкрал у военных. Хотя то, что они видели сейчас, выглядело намного сложней — больше деталей, квадратных деталей мозаики, причудливо сложенных в неровный параллелепипед, серебристый, совершенно ни на что не похожий. И от него шло серебристое же сияние, едва заметное с одной стороны, но с другой при взгляде на него начиналась мигрень.

— Думаю, мы нашли то, что искали, — пробормотал Хайнек.

— Тебе не кажется это странным?

— Что?

— Разве мы сейчас не должны…

— Сходить с ума, выдирать друг из друга куски плоти зубами, онанировать, пускать слюни? — предположил Хайнек. Спутанные, словно сновидения, картины мелькали перед мысленным взором, и те остатки самоконтроля, что еще каким-то образом сохранялись в них, начали давать трещины. Квинн с трудом стащил с плеч рюкзак, попытался сделать шаг, но не смог, вместо этого он резко вскинул винтовку, о существовании которой Хайнек уже совсем забыл, и несколько раз выстрелил. Странно глухие щелчки один за другим, слабые всполохи, если они Хайнеку не почудились, и разлетающаяся в разные стороны дробь. Казалось, в сучий монумент просто кинули песочком. Не осталось ни следа. Квинн застонал.

— Ты описал… возможные ситуации, — вдруг резко заговорил он. — Но я имел в виду, почему мы все еще стоим и разговариваем?

— Возможно, потому, что переломный момент уже позади?

— Но я все это… вижу… представляю…— проговорил Квинн… — сейчас… все возможные… вариации… Боже мой, я не хочу это представлять… почему я еще… способен мыслить?

— Потому что переломный момент позади, — повторил Хайнек, вновь обнимая Квинна со спины. — Мы должны были сломаться раньше.

— Так я уже…

Хайнек сморгнул, отгоняя столь желанное в тот момент видение того, как умывается кровью, бьющей из разорванного горла Квинна, и прижался к его спине, прижался губами к горячей шее, а затем чувствительно укусил. Квинн вздрогнул и, шумно выдохнув, склонил голову, подставляясь под жесткую ласку.

— Сосредоточься на этом. Ты не «уже». Не смотри на то, что оно тебе транслирует, а лучше выбирай оттуда только это…

— Я сейчас убиваю мать…

— Ты сейчас позволяешь мне кусать себя в шею. Знаешь почему?

— Я ничего не знаю…

— Потому что ты хочешь этого. Ты хочешь меня. А я тебя. Еще одна запретная тема. Еще одно табу. Сосредоточься на нем.

— Почему? — язык Квинна заплетался, Хайнек дернул его за плечо, заставляя отвести взгляд от дьявольской ловушки, развернуться к себе лицом.

— Потому что мы можем себе это позволить. И не рехнуться. Можем, правда? И продолжать завтра смотреть друг другу в глаза. Потому что это больше не табу.

— Даже если я тебя выебу? — уголки губ Квинна подергивались.

— Даже если ты меня выебешь. Как бы ты это сделал? Эй, Квинн, не отключайся! Ты мне нужен!

— Потому что без меня ты отсюда не выберешься.

— Много о себе возомнил. Без тебя я вообще отсюда выбираться не хочу, — Хайнек уперся ногой в землю, наваливаясь на Квинна, чтобы удержать его на ногах, схватил его за подбородок, заставляя развернуться и смотреть на себя. — Оно показывает тебе дичайшие вещи. И что-то внутри тебя хочет их совершить. Что-то внутри любого из нас хочет это совершить. И ты не хуже и не лучше. Это невозможно признать. Мы хотим казаться себе выше и чище, чем есть на самом деле. Но эта падаль показывает нам то, чем мы являемся, — Хайнек выпустил подбородок Квинна и скользнул пальцами по его щеке, открыто стирая слезу. — Но на самом деле лишь якобы являемся. Потому что мы — это не только те черти, что сидят глубоко внутри.

— Я хочу повалить тебя и…

— Заняться со мной любовью.

— Но…

— Вот как это называется на самом деле, Майкл, понимаешь? Ты можешь подумать, что все дело лишь в животной похоти. Но я смотрю на тебя и больше так не считаю.

Они медленно осели на землю, но Хайнек так и не выпускал Квинна из своих объятий.

— Так это называется на самом деле. Наше табу. Страшное табу. Майкл, блядь, да посмотри же ты на меня!

Квинн упрямо опускал голову.

— Прекращай, я уже видел твои слезы.

— Тогда ты хотя бы сделал вид, что не заметил.

— Тогда мы могли себе это позволить.

— Мне кажется… или сияние вновь усиливается?

— Мне кажется или у тебя в рюкзаке взрывчатка?

— Какая нахрен взрывчатка, ты, тупой ублюдок?! — Квинн оттолкнул от себя руки Хайнека и упал на спину.

— Посмотри вокруг, посмотри на эту хрень, думаешь, ее возьмет взрывчатка?!

— Ее и не надо, — Хайнек, пошатываясь, все же смог подняться на ноги. Он оглядывался, ощущая живое тепло тела Квинна у своих ног, увидел, как тускнеет зелень стен, подходя вплотную к коридору, через который они сюда проникли, как отдельные струйки зелени, бурые, а не зеленые, украшают камень этого коридора. Простой расчет. Если он не прав — они погибли. Они не пройдут этот путь обратно. Но он просто обязан оказаться прав.

— Ее и не надо, — повторил Хайнек и, подхватив винтовку Квинна — он понятия не имел, в какой момент где-то оставил свою, — ткнул дулом в зеленоватую светящуюся слизь на стене, царапнул, оставляя темный след, которую слизь тут же наполнила снова. — Иной состав воздуха. Иной климат. Иная сила воздействия. Пробитый взрывом проход. Зачем создавать подобную лабораторию для предмета, который не берет выстрел из ружья в упор? Внешние условия. Для него был создан определенный микроклимат, среда, необходимая для его работы. Та штука, что я выкрал, она никак на нас не влияла. Она была определенно не такой сложной, но все равно. Просто нелепой скульптурой. Набор необходимых параметров…. Замкнутая система, биогеоценоз, уже частично нарушенный вмешательством человека. Возможно, это одна из причин, по которой мы еще живы. Они спасли нас, разрушив идеальные условия, потому воздействие не настолько мощное. Стоит довершить начатое теми невезучими парнями.

— Если ты сейчас начнешь чертить мелом формулы, то я точно кончу, — насмешливо просипел Квинн, который теперь пытался подняться на ноги. — Всегда обожал то, как ты говоришь научными терминами.

— Вперед, — легко согласился Хайнек. — Но надеюсь, у тебя есть сменное белье.

— Точно не знаю, — Квинн с трудом поднял рюкзак. — Но у меня определенно есть взрывчатка, которую мне осточертело таскать на себе, еще и в таком своем состоянии.

Хайнек с удовольствием наблюдал за тем, как к Квинну возвращается его собранность, как он сосредоточенно вытаскивает из рюкзака пятидюймовые желтоватые аммиачно-селитровые брикеты в защитной упаковке, шнур и что-то, в потертой коробке, что после извлечения Хайнек опознал как капсюльные детонаторы.

— Шнура до выхода не хватит, — сообщил Квинн, после чего сжал губы и уверенно огляделся.

Казалось, пять минут назад здесь был совершенно другой человек, раздавленный свалившимися на него жуткими откровениями. Хайнек едва не вздрогнул, ощутив на себе до боли знакомый колючий внимательный взгляд.

— Я так понимаю, геройствовать будешь ты, — проговорил Хайнек сердито, желая стряхнуть с себя неожиданную неловкость.

— А ты будешь сидеть снаружи и никуда не полезешь, что бы ни случилось, — отозвался Квинн. Хайнек не ответил.

— Никуда не полезешь, — медленней проговорил Квинн, не сводя с Хайнека серьезного взгляда. — Да?

— Я буду сидеть снаружи, — наконец согласился Хайнек сипло. — Это рационально, я хуже бегаю, менее ловок и силен. Но если ты умудришься остаться под завалами или еще что-либо случится… Нет, я не буду тебе обещать, что никуда не полезу. Даже не собираюсь! — он ответил на сердитый взгляд Квинна таким же сердитым взглядом. Они замолчали, пытаясь пересмотреть друг друга. И Квинн дрогнул первым, по губам его скользнула чуть заметная усмешка, он отвел взгляд и тяжело вздохнул:

— Я ведь могу тебя там привязать к чему-нибудь.

— К чему? — Хайнек шевельнул бровями, запоздало понимая, что они ведут этот идиотский диалог лишь потому, что жуткие видения отступали, пока они разговаривали, растворялись на дне сознания, теряли яркость и осмысленность. — Кроме того, думаю, ты поостережешься сейчас меня касаться.

— Думаешь? — Квинн вдруг облизнулся, заставляя Хайнека поперхнуться воздухом. — Нет, почему? Напротив…

— Майкл!

— Но ты прав, так у меня есть мотивация не остаться под завалами. Помоги мне.

Хайнек предоставил Квинну возможность распределить взрывчатое вещество, время от времени давая советы. Квинн присматривался, замирал, задумавшись, но советы принимал, отчего Хайнек чувствовал внезапное воодушевление. Ему не нужно было признания собственных заслуг и интеллекта от Квинна, уж от него он этого получил достаточно. Но сейчас почему-то казалось важным принимать участие в готовящейся операции. Эта мразь должна быть уничтожена, и он очень хотел приложить к этому руку. Лишь когда они выбрались из пещеры, не сговариваясь забрав оттуда вещи погибших людей, и Хайнека окутал непривычно ароматный влажный воздух ночной прерии, он ощутил страх. Квинн кивнул, когда Хайнек сообщил ему, что ночью им этого не проделать, Квинну попросту не хватит освещения, чтобы вовремя унести ноги.

— До рассвета не так и долго, — ответил он, всматриваясь в небо. — Сколько мы провели времени в этом месте? У меня сбились внутренние часы. И не смотри на свои, они тоже нам не помогут.

Хайнек уже и сам сообразил, что на его наручных часах, стекло которых треснуло — когда он успел его разбить? — стрелка дергается на одном месте. Часы показывали около часа, скорее всего, пополудни.

— Холодно, — ответил Хайнек, кутаясь в куртку. Он достал спальник, расстелил его, уселся сверху. — Думаю, ты прав, скоро утро. Но как могло пройти столько времени? Может, мы там отрубались?

— Не помню подобного, — Квинн обхватил себя за плечи и опустился на спальник рядом с Хайнеком. Их бедра оказались плотно притиснутыми друг к другу, и Хайнек сглотнул. — Но это вполне вероятно. Я вообще помню какие-то обрывки. Интересно, мы выдержим еще несколько часов рядом с этой штукой? Может, стоит рискнуть и запалить фитиль сейчас?

— Даже не думай! — вскинулся Хайнек. — Когда мы оттуда выбирались, я чуть ноги к чертям не переломал. Фонарь не очень-то помогает. И потрудись сначала несколько раз спуститься по насыпи и подняться обратно. Тебе стоит тщательно отрепетировать свой путь.

— Тогда я точно рехнусь.

— Я буду рядом. Не рехнешься.

— Ты будешь снаружи.

Квинн чертыхнулся и завозился, роясь в потемках в рюкзаке, потом резко глотнул из извлеченной фляги и согнулся пополам, словно борясь с тошнотой.

— Что ты делаешь? — слабо поинтересовался Хайнек.

— То, что сейчас будешь делать ты.

— В смысле?

— Когда ты в последний раз пил?

— Не помню… Да о чем ты? Я не хочу пить. — Вот именно. И есть, правильно? И спать. От голода за пару суток никто не умирает, но мы не хотим пить…

Хайнек выпрямился, напрягшись.

— Ты прав. В последний раз я пил… не знаю. Когда меня рвало, я только прополоскал рот водой. Наверное, утром. Или вчера? У нас были фляги на поясе. Но сейчас их почему-то нет. Он взял флягу из рук Квинна и, сделав над собой усилие, глотнул. Рвотные позывы на самом деле было сложно преодолеть, теперь он понимал реакцию Квинна. Его хватило на три глотка, после чего он бессильно привалился к плечу Квинна и вытер рот рукавом. — Оно словно издевается над нами. Над нашим сознанием, над психикой, над биологическими потребностями.

— Согласно мистеру Маслоу и простому здравому смыслу потребность в сексе вряд ли одолеет жажду, — сипло добавил Квинн. — Что бы оно ни делало с нами, это далеко от того, что нам на самом деле может быть свойственно. Или не так близко, как мы считали. Может, все просто закончится?

— Я бы не хотел, — пробормотал Хайнек. После того как он попил, измученный организм потянуло в сон, и он привалился к плечу Квинна. — Мне порой начинает казаться, что сейчас я понимаю гораздо больше о себе и мире, чем понимал пару дней назад. Да, наркоманам так тоже кажется. Но еще есть ты, знаешь…

— Нам нужно поспать, — вместо ответа сообщил Квинн. — Профессор… Аллан, давай я разверну спальные мешки. Пока есть потребность во сне, нужно этим воспользоваться. Иначе мы просто не выберемся отсюда.

— Если после того, как мы взорвем эту тварь, я вспомню обо всем произошедшем с нами с ужасом? — продолжил Хайнек, с трудом сползая со смятого спальника. Он почти не ощущал, как Квинн мягко, но уверенно помогает ему его расстелить и забраться внутрь. — О тебе.

— Я не знаю, что тебе ответить, — наконец заговорил Квинн, аккуратно вытаскивая руку из-под шеи Хайнека, которого только что обнимал, укладывая. — Поверь, я бы тоже этого не хотел. Но в моем случае этого и не случится.

— Что ты имеешь в виду? — Хайнек силился приподняться, чтобы наблюдать за тем, как Квинн забирается в свой спальник, перед глазами помутилось.

— Я уже говорил, — донеслось до него сквозь навязчивую тяжелую дрему. — Это не было…

Продолжения Хайнек не расслышал.

Проснувшись, он некоторое время пытался осознать, что именно за дискомфорт разбудил его, пока в конце концов не сообразил, что виной всему переполненный мочевой пузырь.

— Из-за двух глотков? — пробормотал Хайнек, пытаясь подняться. Рядом завозился Квинн, и Хайнек понял, что, пошевелившись и привстав, стряхнул руку Квинна, которой тот обнимал его поперек груди, к солнечному сплетению. Они лежали вплотную друг к другу, хоть и каждый в своем спальном мешке. Для того чтобы обнимать Хайнека, Квинн оставил свой мешок частично незастегнутым, что заставило Хайнека неодобрительно качнуть головой. На улице было слишком прохладно для подобных экспериментов над собственным иммунитетом. Хайнек замер, ожидая, пока Квинн перестанет шевелиться, после чего аккуратно сдвинул его руку со своего живота, не удержавшись, стыдливо провел пальцами от плеча Квинна к кончикам пальцев, после чего взял его за руку. Пальцы Квинна тут же несильно сжались.

— Ладно-ладно, — хмыкнул Хайнек, высвобождаясь, — нашел… сокровище.

События прошедшего дня вспоминались обрывочно, какие-то — слишком ярко, какие-то — будто сон. Но, судя по всему, основное Хайнек помнил достаточно хорошо. Скорее всего даже чересчур хорошо. И эмоции, бывшие все еще внове, вызывающие прилив крови к лицу, слишком постыдные, чтобы хоть как-то их мысленно для себя определять, тоже никуда не делись. Но если из дневных переживаний он помнил в основном выматывающую похоть, то теперь при взгляде на Квинна Хайнек задержал дыхание на вдохе. Болезненное, не слишком часто тревожащее его чувство, в чем-то инфантильное. Так когда-то молодой астрофизик смотрел на свою будущую, тогда еще совсем юную жену. Нежность. Возможно, оно было нежностью. Не то чувство, не то место, не тот объект. Почему с ним это все происходит? Как внутри человека формируется подобное? Как и почему оно остается неосознаваемым? И как долго? Или это чертова статуэтка в зеленой пещере заморочила его, заставила ощущать все это? Заставила его думать, будто он переживает эти ужасы так же, как и то, что он стал хорошо видеть или то, что он не хочет пить? Что из того, что сейчас его наполняет, является настоящим? Пульс глухо стучал в висках, руки вспотели. От этих мыслей следовало избавляться. Сейчас ему не с чем сравнить, нечего анализировать, а потому подобные размышления лишь мешали, вызывая неоправданно сильную эмоциональную реакцию. Хайнек торопливо выпутался из спальника, ежась от холода в одной рубашке и не решаясь взглянуть на Квинна. Он чертовски боялся, что, когда все закончится, не сможет смотреть на Квинна без отвращения. Потому что сейчас его чувства были единственным, за что можно было ухватиться, стержнем, базисом, спасательным кругом. Сначала Хайнек на автомате направился к темной громадине скалы, чтобы укрыться за ней, но быстро передумал. В стороне располагалось несколько валунов, которые вполне годились для того, что справить за ними малую нужду. Уже застегнув брюки и оборачиваясь, он чуть не подпрыгнул, краем глаза заметив темную фигуру.

— Майкл! Черт тебя побери, так и инфаркт заработать недолго!

— Тебя не было рядом, — ровно отозвался Квинн, подходя ближе.

— Думаю, ты уже успел понять, куда я отлучался, — смущенно проворчал Хайнек. — Можно было догадаться и раньше, незачем было подходить так близко.

— Я подумал, что ты собирался свалить.

— Что? — изумился Хайнек, невольно отступая, так как Квинн продолжал приближаться.

— Свалить, пока я не проснусь и не осознаю, что случилось днем. — Квинн улыбался, криво, неприятно. — Но теперь-то я все помню, а наваждение сошло. И я не хочу жить, вспоминая о том, что было, думая, что свидетель моего позора где-то все еще… есть.
— Квинн, мне кажется, с тобой что-то не так. Ты нездоров.

— Напротив, профессор, сейчас я наконец-то выздоровел. И не зря полдня представлял, как задушу тебя, сука!

Сделав еще один шаг назад, Хайнек споткнулся, в этот же момент понимая, что упустил даже тот минимальный шанс, что у него есть. Квинн оказался рядом в мгновение ока, его холодные руки сомкнулись на шее Хайнека, сразу умело пережимая аорту. Хайнек забился в руках своего убийцы, но даже паника не дала ему достаточно сил, чтобы разжать пальцы на своей шее.

— Майкл, — прошипел он, понимая, что теряет сознание, — Не надо… Прекрати!

Последнее слово он выкрикнул, не осознавая, откуда берутся силы и воздух, дернулся вперед, попадая руками по чему-то мягкому, вновь дернулся, вдыхая всей грудью ледяной воздух и захлебываясь этим воздухом, закашлялся, а потом, резко открыв глаза, попытался отползти от сидящего перед ним Квинна, который держался за скулу. Что-то мешало ему двигаться. Его спальник! И на улице было гораздо светлей, чем всего несколько секунд назад.

— Мы уже выяснили, что дерешься ты лучше, чем когда-то, — недовольно проговорил Квинн. — Незачем было мне это демонстрировать!

— Ты… ты… — разум отказывался принимать все произошедшее.

— У тебя опять был тот припадок. Еще сильней. Замок спальника заело, и ты чуть не задохнулся, я едва смог его расстегнуть, — пояснил Квинн.

Осознание наконец обрушилось на Хайнека, он всхлипнул, зажимая рот рукой. Все еще было сложно принять, что это был сон. Хайнек мог поклясться, что чувствовал все: боль, холод. Но еще одна боль убедила его окончательно — резь внизу живота. Он все еще хотел в туалет.

— Ты как? — наконец пробормотал Хайнек, понятия не имея, как сформулировать то, что он хотел спросить.

— Оплеуху получил знатную, — Квинн вдруг знакомо ухмыльнулся и тут же встревоженно уставился в упор на Хайнека. — Это я тебя должен спросить. Ты как? Ты кричал, чтобы я прекратил… что прекратил?

Будь у Хайнека в тот момент чуть больше самообладания, случись этот вопрос чуть поздней, он бы придумал, что ответить, но в тот момент все, что он смог, это пробормотать:

— Меня душить…

— Твою мать, — тихо, но прочувствованно отозвался Квинн. — Это сон. Аллан, это идиотский кошмар. И только.

— Мне приснилось, что ты пришел в себя. Вспомнил все, что было между нами. — Хайнек трясущимися руками отвинтил крышку фляги и, захлебываясь, сделал несколько глотков. Вода потекла ему за ворот, и Квинн вдруг вырвал фляжку из его рук, притянул Хайнека к себе, заставляя окончательно выпутаться из спальника.

— Пришел в себя? Да, я окончательно свихнулся! Но наяву ты этого не дождешься, уж поверь мне.

Хайнек отодвинулся от пытавшегося его обнять Квинна.

— Но однажды ты придешь в себя. Если мы отсюда выберемся, то придешь и поймешь.

— Ничего особенно нового я не пойму, — буркнул Квинн. — Я уже несколько раз пытался тебе это сказать. Ты такой внимательный… профессор.

Хайнек непонимающе на него уставился, и Квинн поморщился, будто у него заныл зуб, отвел взгляд.

— Я уже говорил, что мои эмоции, которые касаются тебя… вряд ли можно сказать, что они для меня так уж неожиданны. Они не то чтобы были слишком заметны. Или настолько связаны с влечением. Не так, как сейчас. Поначалу я смел надеяться, что чего-то не понимаю, что у меня недотрах и стресс. Что уже два года ты единственный, кто постоянно находится рядом со мной, и это как-то влияет. Что я попросту рехнулся, если честно. Я же не испытывал вчера слишком болезненное влечение в первую очередь. Как думаешь почему? Хайнек пораженно застыл, попытался что-то ответить, но не смог, беспомощно шевельнул рукой, облизнулся, сглотнул и наконец жалобно сипло пробормотал:

— Майкл, ты — красавец офицер, которому нет тридцати пяти, а я — седой пятидесятилетний мужик… Ты хоть понимаешь, какой ты извращенец?

Они расхохотались одновременно, заставив эхо взметнуться над холмами. Невдалеке взлетела в небо стайка каких-то перепуганных птиц. Смех рассеивал сонное наваждение, мутный страх, сбивал подступающую к горлу тошноту, позволил выплеснуться тому странному, вязкому, душному, что скапливалось где-то в районе солнечного сплетения. Смех дал возможность вдохнуть полной грудью, заставил сердце биться живей, и Хайнек все-таки не выдержал, вскочил на ноги, истерично приказав Квинну:

— Не ходи за мной! — бросился к ближайшему камню, за которым можно было бы укрыться, пока не стало слишком поздно.


Опять не хотелось ни пить, ни есть. На еду решили не тратить время, потому что была опасность рвоты, а вот воды по очереди глотнули, захлебываясь и кашляя. Хайнек, пытаясь проглотить последнюю порцию, поднял голову, смотря в чистое голубое небо, горло болезненно сжалось, но тут он почувствовал ладонь Квинна, которая, чуть надавливая, скользнула от его подбородка по кадыку и до груди — снова и снова. Проглотив воду, Хайнек немного оскорбленно взглянул на Квинна.

— Меня так в детстве дед научил лекарствами собаку поить, — не стал спорить улыбнувшийся Квинн. — И не смотри на меня так, я сначала опробовал способ на себе. Сработало же.

Хайнек усмехнулся и кивнул. Касаться Квинна вновь хотелось нестерпимо, хотя Хайнек ощущал что-то отличное от вчерашнего животного возбуждения. Даже толком эрекции не было. Возможно, дело было в том, что измученный организм уже не отвечал на сигналы, которые посылал им объект из-под земли. Подходить к черному провалу в скале совсем не хотелось. Хайнек пытался осмыслить то, что они собирались совершить, но спутанность сознания все еще преследовала его. В конце концов, он попросил часы у Квинна и, пока тот готовился к тренировочному спуску и подъему из пещеры, то и дело поглядывал на них, пытаясь понять, насколько сбилось их ощущение времени и не случаются ли у них на самом деле провалы в памяти. От всего этого зависело, насколько длительным будет путь Квинна от бикфордова шнура, заканчивающегося на площадке, на которой они обнаружили рюкзаки, до выхода из пещеры. Когда Квинн наконец кивнул, Хайнек протянул ему часы, но тот отказался:

— Там состояние ухудшается. Засекать должен ты, потом разделим время пополам, по половине на отрезок пути до шнура и отрезок пути до поверхности. Я все равно могу забыть проверить часы, когда доберусь до шнура. И не должен их повредить, так как других нет. Судя по длине шнура, у меня есть где-то пятнадцать минут на обратный путь. Насколько я помню, уложиться вполне реально.
— Я бы не стал доверять сейчас нашей памяти.

— Потому я доверяю тебе и часам в твоих руках. Так, пора.

— Погоди! — Хайнек резко шагнул к Квинну и, ухватив его за ворот куртки, повернул к себе лицом, напряженно вглядываясь в серьезные карие глаза. Капилляры в них полопались, кожа вокруг покраснела, но смотрел Квинн вполне разумно. Во всяком случае, так показалось Хайнеку, и он решил уточнить:

— Как ты себя чувствуешь? Видения? Желания?

— Лучше, чем вчера. Все как и у тебя: тревожность, спутанность сознания, неуверенность в собственном мышлении. Агрессию я контролирую, она все время есть, но я контролирую, а после вчерашних… видений… меня вряд ли можно чем-то шокировать. Впрочем… одно желание — да, есть.

— Какое именно? — напрягся было Хайнек, но Квинн вдруг потянулся к его губам своими, придержав за затылок, чтобы Хайнек не отшатнулся. Впрочем, тот и не думал отшатываться, напротив, с готовностью и самого его удивившей легкостью ответил на поцелуй. У него не было никаких причин этого не делать, и, осознав это, Хайнек сам скользнул языком в рот Квинна, отчего тот удивленно замычал и улыбнулся в приоткрытые губы, но позволил Хайнеку вести в поцелуе.

— Это странно, — постановил Квинн, оторвавшись от губ Хайнека. — Странно, что я могу себе позволить вот так запросто. Это не укладывается у меня в голове и, наверное, долго не продлится. Но, как ты сказал мне, кажется, вчера почти на этом самом месте и по схожей причине, «это было чертовски здорово».

— Осторожней там, не сломай шею, — ответил Хайнек, пытаясь придать строгость срывающемуся голосу. В ответ Квинн дурашливо ему отсалютовал и, проверив спички в кармане, принялся спускаться в проем. В первый раз Квинну потребовалось сорок три минуты, во второй — сорок восемь, в третий он упал на насыпи у самого входа, и Хайнек, чертыхаясь, с трудом выволок его на поверхность. Губы Квинна посинели, он тяжело дышал, а глазные яблоки под закрытыми веками неестественно быстро двигались. Хайнек усадил его на спальник, прислонив спиной к собственной груди и держа в объятьях.

— Чем чаще это делаешь, тем хуже, — шепотом пояснил Квинн. — И чем чаще подбираешься так близко, тем хуже. Правда, я уже почти никак не реагирую, я даже не хочу то, что оно мне предлагает. Не потому, что не хочу, но у меня уже нет сил хотеть. Хайнек смочил губы Квинна водой и в неловкой ласке взъерошил и без того спутанные волосы на макушке. Квинн после недолгой паузы продолжил:

— Иногда оно… тупое бездушное нечто… предлагает мне тебя. А я помню, что ты мне разрешил… И тогда я думаю об этом. Ты мне разрешил, и это придает сил, хотя мысли настолько неприличные, что я не буду их озвучивать. Эта сука думает, что доканывает меня этим, а на самом деле помогает.

— Это механизм, вряд ли он мыслящий, — заговорил Хайнек, но Квинн его перебил горячечным шепотом, распахнув глаза:

— Ты ведь правда мне позволяешь?! Позволяешь? Я вижу, как ты лежишь подо мной на кровати… ты голый, и я тоже. Я чувствую все, очень детально. У меня никогда не было такого опыта, но все так реально. Мы движемся… как-то глупо, не в ритм… наверное, со стороны выглядим жутко нелепо, — Квинн хихикнул, — наверное, я причиняю тебе боль. Но ты не отталкиваешь меня. Ты тоже знаешь, что я бы не смог остановиться.

— Квинн…

— Мне так приятно… Давно ни кем не было настолько…

— Квинн, ты начинаешь бредить! Эй, очнись! — Хайнек испуганно затряс Квинна, и тот неожиданно легко сел, потер лицо руками.

— Не надо меня так трясти. Я в порядке. Почти… сейчас, дай мне пару минут, и я попробую еще раз.

— Так не выйдет, ты не успеваешь.

— Я успею, у нас нет выбора.

— На этот раз спущусь я.

— Ты медленней.

— Физически да. Но в данном случае это не имеет значения, ты не можешь использовать свои силы. Надо попробовать наоборот. Может, я смогу быть более устойчивым к воздействию?

— Нет!

— Квинн, послушай!

— Нет! — Квинн развернулся, резко повалил Хайнека, вцепившись ему сначала в шею, а затем ухватив за куртку. — Я не позволю тебе!
Он выглядел одновременно жутко и отталкивающе, его Квинн: влажные от слюны губы, тяжелое дыхание, безумные глаза, он выглядел лет на десять старше своего реального возраста. Хайнек не попытался вырваться. На самом деле у него не было на это сил. Вместо этого он положил ладонь на заросшую щетиной скулу Квинна, не обращая внимания на то, что Квинн возит его спиной по камням. И легкая ласка возымела действие, Квинн застыл, а потом испуганно отшатнулся.

— Мне нужно будет спуститься, — терпеливо пояснил Хайнек, стараясь не показать, что и встать-то сейчас сможет с трудом. — Я пройду туда и обратно. Если станет совсем невмоготу — вернусь раньше. А ты возьмешь часы и будешь отсчитывать время.

— Тебе тоже станет хуже.

— Несомненно станет, если мы не сможем уничтожить эту тварь. У нас нет выбора, ты сам сказал.

Квинн закрыл глаза. Он сидел на земле, грязный, взъерошенный, и раскачивался вперед и назад.

— Я чувствовал, как касаюсь тебя… Везде… как вхожу в тебя. Ты очень узкий… мне даже немного больно… тоже… Наверное, мы все делаем неправильно, наверное… Но ты позволяешь мне…

— Квинн! — вскинулся Хайнек, стремясь прервать поток постыдного красноречия, но тот все равно продолжил:

— И я позволяю тебе. Если будет всякое… если оно будет показывать тебе что-то другое, выбирай только это… Что бы ты ни хотел со мной сделать. Это то, что я позволяю тебе, хорошо?

Хайнек не смог ничего ответить, только коротко кивнул. Ему потребовалось почти полчаса в одну сторону. Он смертельно, до крика желал уничтожить Мими и сына. Они мешали ему. Не позволяли жить той жизнью, которая и делала его собой. Мими, такая приличная, такая правильная, как хотелось бы стереть с ее лица эту дебильную ласковую улыбочку, лживую паршивую улыбку, заставить ее хоть раз проявить истинные чувства, хотя бы в трахе для начала. Он видел, как совершает что-то ужасное, раз за разом, но уже не мог бы сформулировать, что именно и почему оно ужасное. Видения закружили его, заставляя забыть о необходимости движения вперед, но в тот момент, когда он услышал горячее дыхание Квинна, он вцепился в это ощущение, не позволяя ему смениться чем-то еще. Вслушался, заставляя себя проговаривать происходящее шепотом, и чем бесстыдней и реалистичней были образы, тем проще было в него спрятаться, заставить себя поверить, что он сейчас не в смертельной ловушке, а в каком-то безликом гостиничном номере, и мучает не Мими, а Квинна. Потому что Квинн не смотрит с ужасом и отвращением, не смотрит с безумным испугом. Он разрешает.

Хайнек пришел в себя, но некоторое время не мог открыть глаз. Он чувствовал рядом знакомое присутствие, сиплое дыхание, чувствовал запах костра. Ему было легче, хотя пока неясно почему, но сил на то, чтобы сопротивляться, не оставалось.

— Аллен, эй, я вижу, что ты проснулся.

— Нет меня, — просипел Хайнек и, услышав легкий смешок, открыл глаза. Площадка перед ним была ему незнакома.

— Где мы? — Почти на том же месте, не волнуйся. У меня все равно не хватило сил тебя оттащить достаточно далеко. Но так как мы знаем, что физическое расстояние… играет роль… нам нужно отдохнуть. И поесть, каким бы противным это сейчас ни казалось. Мы банально теряем силы.

Хайнек сглотнул горькую слюну. Мысль о еде на самом деле казалась мерзкой.

— Зачем… костер… день же.

— Сегодня холодно.

— Я бы не сказал.

— Я тоже, но у моих и твоих конечностей первые признаки обморожения. Хотя мы этого и не чувствуем.

Квинн пододвинулся ближе, лег подле, обнимая Хайнека, прижимаясь всем телом. Тот расслабленно замер, внезапно почувствовав, как покалывает кожу рук и ног. Наверное, Квинн прав, они замерзают.

— А ты очень у тебя очень богатая фантазия, — пробормотал Квинн куда-то в шею Хайнека. — Когда я выволок тебя оттуда, ты такие порнографические сценарии мне описывал…

— Майкл!

— Ничего, — тихий смешок, горячее дыхание, коснувшееся его шеи, вдруг продемонстрировало Хайнеку, насколько он замерз. — Ничего, мне понравилось. Правда. Ты все делал верно, когда говорил. Я тоже говорил. Помнишь наш первый спуск? Мы довольно много болтали и прошли значительно легче…

— Постоянное воздействие ухудшает наше состояние.

— Да, но все равно когда говоришь — легче. Можешь выразить.

— Может, нам стоит попробовать вместе? — Хайнек шевельнулся, попытался приподняться и закашлялся, так как порыв ветра окутал их обоих дымом от костра.

— Плохая идея.

— Майкл, нужно использовать любую возможность.

— Мы не успеем, теперь точно не успеем.

— Значит, не успеем. Я не предлагаю тренировочный поход. Я просто так туда больше не спущусь.

Майкл по-прежнему лежал, обняв его и дыша куда-то в шею. Поначалу он не отвечал, но, когда Хайнек собрался было повторить свое предложение, буркнул:

— Да гори оно все огнем!

— Огнем! — Хайнек резко сел, сбросив с себя Квинна, уставился на маленький костер, который сейчас нервно дрожал из-за порывов ветра, и повторил:

— Огонь…

— Я не понимаю, — Майкл сел рядом.

— Можно отнести в пещеры хворост. Там узкие, в некоторых местах даже чересчур узкие коридоры. Ответвлений нет. Сухостоя и кустарника вокруг достаточно. Дорога небольшая, это просто мы так медленно ее преодолеваем. Один или два похода с вязанками. Вместе. Второй раз до конца идти не потребуется. У тебя же оставалась жидкость для розжига костра?

— Не так много… Там же воздух более разрежен.

— Недостаточно разрежен. И кислород все время поступает от пролома. Нам всего лишь нужно, чтобы пожар запалил шнур.

— А если не сработает?

— Тогда мы спустимся туда вместе… в последний раз. И пройдем обратно столько, сколько успеем.

По шее и плечу Хайнека скользнула ладонь Квинна:

— Я же могу тебя здесь привязать.

— К чему? — Хайнек обернулся и увидел, что бледные потрескавшиеся губы Квинна растянуты в болезненной улыбке.

Даже хворост казался теперь почти неподъемной ношей. Кроме того, они выпотрошили свои рюкзаки, достав всю имеющуюся одежду, разорвали ее, взяли обрывки ткани с собой. Зато мерзкие сцены, что безостановочно проносились перед мысленным взором, начали повторяться или комбинироваться, а потому не вызывали ступора. Когда в очередной раз становилось невмоготу, Хайнек касался руки Квинна, прижимался плечом к плечу. Временами Квинн замедлял шаг и поливал разбрасываемые ветви остатками жидкости для розжига костра, либо оставлял смоченные в ней тряпки, аккуратно прикрывая сухими ветками. Двигались из-за этого они довольно медленно, Квинн тоже то и дело льнул к Хайнеку, и по этим моментам можно было понять, когда он оказывался на грани срыва. В узком коридоре перед площадкой с бикфордовым шнуром пришлось протискиваться боком, чтобы донести остаток веток.

— Надо было больше хвороста захватить, — обреченно вздохнул Квинн, укладывая костер над бикфордовым шнуром. — Не верю, что сработает. У Хайнека кружилась голова от сухого воздуха, вони горючей смеси, безостановочного сумасшествия этого места. В какой-то момент он вдруг понял, что они с Квинном обессиленно сидят рядом с горкой хвороста.

— Майкл, пора убираться отсюда, — прохрипел он, с трудом поднимаясь и тут же согнувшись в приступе мучительного кашля.

— Да… сейчас… — Квинн со второй попытки поднялся на ноги и подхватил Хайнека под локоть. — Давай, пошли.

Горячее прикосновение в очередной раз выбило из головы бешеный кровавый бред, заменив его на очень реалистичную порнографическую фантазию. Хайнек выругался и поплелся вслед за Квинном к выходу. На этот раз время дороги они не засекали, но Хайнеку показалось, что прошла как минимум неделя. Когда они начали карабкаться по насыпи перед самым выходом из пещеры, легкие разболелись совсем уж немилосердно. Хайнек попытался переключиться на размышления о том, отчего возникла эта боль, но бред не отпускал его. Последние метры до выхода он проделал ползком на коленях, надеясь, что не слишком повредил разбросанному по земле хворосту.

— Абсолютно бесперспективно, — постановил он, выбравшись на свежий воздух и растянувшись на земле.

— Прекращай, — попросил Квинн сипло, — должно же нам хоть раз повезти.

Отдышавшись, Хайнек отполз от выхода из пещеры подальше и только в этот момент осознал, что не видит Квинна.

— Майкл?!

— Я здесь, уходи подальше, я развожу этот чертов огонь. Надеюсь, что он не погаснет на середине пути.

— Никуда я не уйду, пока ты…

— Аллан, ради всего святого, не спорь! У меня не хватит сил тащить тебя на себе. Будет обидно погибнуть от случайного куска скалы буквально на пороге спасения.

— Обидно, — согласился Хайнек и послушно побрел прочь, к камням метрах в ста от входа, где они условились переждать взрыв и где оставались их вещи. Он несколько раз упал, но боли в разбитых ладонях и коленях не ощущал, хотя все еще болезненно саднило в глотке и ныло в груди при вдохе. Добравшись до рюкзака, он с наслаждением глотнул воды, мельком осознав, как мало ее осталось, и, прислонившись спиной к валуну, принялся ждать.

— Эй, Майкл, где ты там? — встревоженно крикнул он спустя некоторое время, и тут же рядом с ним бесшумно опустился на землю Квинн:

— Тут я, не кричи. Вроде огонь занялся, но я не знаю, как далеко он успел продвинуться и успел ли вообще.

— Я чувствую… запах гари, — согласился Хайнек, привалившись к плечу Квинна. — И, знаешь… уже почти никаких извращенных фантазий… Видимо, реакции окисления этой твари не по нраву. Как же я устал… как устал…

Вместо ответа Квинн осторожно приобнял его за плечи, притягивая ближе к себе, и зарылся пальцами во взъерошенные грязные волосы Хайнека за затылке, поглаживая. Потянулись томительные минуты ожидания. Ничего не происходило. Хайнек не отрываясь смотрел на часовую стрелку, отмеряющую секунды. Одну за другой. Считал вдохи и выдохи, подставлялся под ласковую руку Квинна, который то гладил его по волосам, то принимался разминать шею, а Хайнек тер грязной ладонью глаза, когда они начинали слезиться. Порывами дул ветер. И абсолютно ничего не происходило.

— Черт, — пробормотал Квинн, — твою мать!

— Нам нужно… — начал было Хайнек и замолк, невольно залюбовавшись тем, как Квинн делает глоток воды из их последней фляжки.
— Ничего, — заговорил Квинн, вытерев рот рукавом. — Мы проходили мимо ручья. Там наберем.

«Там наберем». Хайнек хмыкнул. Никакого «там», если они вернутся в эту гребаную пещеру. Когда они туда вернутся. В голове крутилось идиотское «было честью работать с тобой». Но большего говорить не стоило, не было в этом теперь никакого смысла, только душу рвать. Хайнек яростно дернулся, пытаясь рывком подняться на ноги, упал на колени, дернулся вновь, и тут его схватил за плечи Квинн, вновь усаживая рядом с собой, обнимая, словно пытаясь защитить от чего-то. Мгновение спустя Хайнек услышал нарастающий подземный гул. Мир вздрогнул и загрохотал, во все стороны покатились мелкие камешки, поднялась пыль, а позади них с треском обвалился один из приметных скалистых наростов, так похожих на рога. Когда все стихло, они оба еще некоторые время не шевелились. Засыпанные пылью, полуоглохшие, сжимающие друг друга в нелепых объятьях. Хайнек уткнулся лицом в плечо Квинна, и его прорвало первого. Вслед за ним истерично и хрипло расхохотался Квинн.

— Когда все это закончится, я… я на несколько часов просто запрусь в душе, — мечтательно пробормотал Квинн, когда они оба затихли.

— Погоди, — осадил его Хайнек, — нужно убедиться, что оно больше не влияет на нас.

— Честно говоря, мне плевать. Мы сделали все, что могли, и теперь просто уберемся отсюда. Мне плевать!

— Не уверен, что я смогу дойти, — признался Хайнек, медленно осознавая, что раздававшийся в ушах звон был не только от взрыва, но и от неожиданно наступившей тишины. От пустоты, пришедшей на место нескончаемых животных фантазий и желаний.

— Значит, я потащу тебя на себе.

— Ты же говорил, что тебе не хватит сил, — хмыкнул Хайнек.

— Я врал. И… знаешь, думаю, эта чертова штука больше не работает.

— Почему ты так решил? — Хайнек был согласен с выводом Квинна, но все же решил уточнить.

— Потому что мне сейчас ужасно хочется курить.


То, что было потом, Хайнек помнил лишь урывками. Достаточно прийти в себя, чтобы время для него вновь принялось течь линейно и последовательно, он смог лишь на третью ночь в отеле. Все эти три ночи он не видел Майкла, да вообще ничего не видел. Спал, либо пытался спать. Постоянно ковылял в душ и обратно, так как чистая вода казалась роскошью, которой невозможно насытиться. Пытался есть, но после пиццы его тут же вырвало, так что пришлось перейти на омлет и овощной суп. Все равно его постоянно тошнило. Хозяин отеля смотрел косо, видимо считая их с Квинном пьяницами, но «пьяницы» платили исправно и, закрывшись в своих номерах, проблем не доставляли, так что хозяин терпел.

Мутило в том числе из-за карусели обрывочных воспоминаний. Хайнек помнил, как они вышли к ручью. Когда это было? В тот же день? На следующий? Он сел на колени рядом с водой, пытался пить, но руки дрожали, вода выливалась из пригоршней, а потом закружилась голова, и он чуть не упал в воду. Его поил Квинн, сначала из собственных ладоней, потом из фляжки, которую не сразу догадался набрать. Поил ледяной водой, такой, что зубы сводило. Ладони Квинна пахли порохом и сажей. Хайнеку почему-то этот запах казался приятным. Он помнил, как вновь привалился к плечу Квинна и почти дремал, на время успокоенный тем, что выматывающей жажды больше нет.

Ему казалось, что были моменты, когда он сам обнимал Майкла, уговаривал, практически тащил на себе. Хотя, возможно, ему это приснилось. Теперь же без Квинна рядом было тревожно, как-то не так, неуютно — хотя смешно сейчас упоминать об уюте, — неправильно. Между ними находилась всего лишь хлипкая стенка дешевого отеля, но там, в соседнем номере, все время было слишком тихо. Хайнека это заставляло нервничать, но и выйти за порог гостиничного номера он поначалу был не в состоянии. Когда на вторые сутки он проснулся после кошмара, разбуженный своим же криком, то долго прислушивался, не стукнет ли дверь в соседний номер. Но все еще было тихо. Он никого не разбудил, а если разбудил, то не заставил встать и выйти из номера, постучаться в соседний. Не способный справиться с мыслями и эмоциями, Хайнек лежал на спине, заполошно дыша и чувствуя, как по вискам стекает прохладный пот. Ему было иррационально жаль себя оттого, что Квинн не постучался в его номер. Пытаясь отвлечься, Хайнек принялся думать о том, о чем думал все это время — мысленно разбирал, раскладывал по полкам, восстанавливал и осмысливал разрозненные воспоминания последних дней. Наутро собственная ночная слабость казалась ему уже настолько нелепой, что хотелось про нее только поскорее забыть.

Воспоминания так и не выстраивались в логическую цепочку. Взять хотя бы тот факт, что сейчас он был уверен — с их симптоматикой ни Квинн, ни он сам не смогли бы сесть за руль. Но при этом добираться до затерянного в полупустыне придорожного мотеля им пришлось на машине. Найти ее сначала, спрятанную в зарослях возле озера, завести, выбраться на трассу. В это сложно было поверить, но, тем не менее, Хайнек точно помнил, что вел машину он сам. Сначала за руль сел Квинн, но у него двоилось в глазах, а потому он несколько раз съехал на поросшую подсохшей от зноя травой обочину. Благо по пути ему не встретился столб или дерево. Дорогу Хайнек не помнил, и ему нечем было подтвердить свои воспоминания, разве что тем фактом, что они выбрались. Можно было бы испытать гордость за собственную стойкость, наверное, но Хайнек чувствовал только боль и стыд. За все пережитое, за то, что доверился их безымянному информатору, за то, что затащил в это дерьмо единственного человека, которому было не наплевать на Хайнека, что он делает и чем живет. В отличие от воспоминаний об обратном пути, память о реалистичных фантазиях и переживаниях, что сжирали их обоих под влиянием неизвестного артефакта, никуда не делась. Ее нельзя было игнорировать, блаженное забытье оказалось позади. В конце концов, Хайнек достал свой блокнот и принялся записывать симптоматику. Свои ощущения, физиологические реакции, подробно расписывал состояние бреда и спутанного сознания. Упоминал в общих чертах и содержание фантазий. «Агрессивные тенденции», «сексуальные позывы» — равнодушные наукообразные слова снизили накал эмоций, заставили голову работать, искать аналогии, классифицировать, анализировать. Все, что он сейчас записывал, понадобится ему позже — когда он закопается в учебники и журналы по психиатрии, чтобы привести мистическое, непознанное к известному знаменателю. Какие отделы коры головного мозга были задействованы? Какие гипотезы о природе воздействия артефакта он мог бы сформулировать, опираясь на имеющиеся у него данные? Не мистика, но наука. Не неподдающийся объяснению феномен — всего лишь стройная научная теория. И эти выкладки их информатор, конечно же, не получит. Слишком много чести.

К концу третьих суток он почти исписал блокнот. Теперь можно было начать отчет для информатора. Хотя Хайнек до сих пор не знал, как поступит потом с этим отчетом. Квинн уж точно захочет засунуть его информатору в…

Думать о Квинне становилось все сложней, и все реже про себя Хайнек называл его по имени.

За окнами вновь темнело. Начатый отчет и еще штук пять смятых бумажек в мусорной корзине, внезапное желание напиться, которое Хайнек до сих пор не исполнил лишь по причине здравого сомнения в том, что его нынешнее состояние и последствия последней недели совместимы с алкогольным опьянением. Однако сидеть за бумагами он тоже больше не мог. Сон не шел, поскольку то, что накрывало его последние две ночи, вряд ли можно было назвать сном. «Спутанное состояние сознания», как он указал в своих записях. Нормальному сну тут было не место. Не выдержав, Хайнек сжал в руке недописанный отчет и все-таки осторожно шагнул за порог своего номера. В узком темном коридоре было тихо, спертый воздух пах пылью и почему-то теплым пивом. Из-под двери номера Квинна был виден свет. Тоже не спалось. Хайнек несколько раз замер с поднятой рукой, боясь постучать. Не зная, что сказать, когда… если все-таки Квинн откроет. Увидит ли он его пьяным? Просто злым? Не съехал ли еще Квинн, не предупредив его? Глупое предположение. Зная характер Майкла, сложно было вообразить, что он мог бы так поступить. Хайнек сделал шаг назади захлебнулся воздухом, внезапно утонув в почти вытесненных уже воспоминаниях о тепле тела Квинна, о том, как он дышит, когда кончает, как колется его щетина. Хайнек не жалел о случившемся. Бессмысленно жалеть о чем-то, что не смог бы предотвратить. Из всей той мерзости, которую они пережили, секс был отнюдь не самым плохим, далеко не самым постыдным воспоминанием. И все-таки неясно, как теперь смотреть друг другу в глаза.

Не дав себе опомниться, как поступал всякий раз, когда цепенел от страха, Хайнек, еще не сумев толком вдохнуть, резко постучал в дверь номера Квинна. Несколько секунд растянулись в десятки раз. Сделать шаг назад, потом… Дверь распахнулась.

— Да?

Квинн был взъерошенным и осунувшимся, с синяками под глазами, выглядел даже моложе, чем обычно. Он был без рубашки, в одной нижней майке. Хайнек сжался под его взглядом, но тут же резко выпрямился, напряженный и отчаянный, однако мрачное выражение лица Квинна тут же сменилось встревоженным:

— Профессор?

— Тоже не спится? — ничего глупее придумать он явно не мог бы. — А я… я все пытаюсь написать отчет. Застрял на середине.

Из комнаты Квинна сильно тянуло сигаретным дымом. Квинн усмехнулся:

— Хочешь, чтобы я помог?

— Хотя бы прочитай, вдруг стоит вообще все переписать? — Хайнек ощущал себя жалким, топчась на пороге под пронзительным взглядом Квинна, но тот ничего больше не сказал, лишь отступил от двери, молча предлагая войти. Хайнек сделал шаг и тут же невольно поморщился: слишком высока была концентрация табачного дыма.

— Я сейчас открою окно, — тут же сообщил Квинн.

— Странно, что ты раньше этого не сделал, — отозвался Хайнек, хмуро разглядывая полупустую пивную бутылку на столе.

Квинн пожал плечами:

— Знаешь, мне как-то не требовалось.

— А еще ты можешь сейчас пить? Все-таки железный человек.

Квинн, который стоял теперь, прислонившись задницей к подоконнику, ухмыльнулся — знакомо, насмешливо и уверенно:

— То же самое я подумал о тебе, когда ты сел за руль. Поразительная сила воли.

— Может быть, — Хайнек неловко уселся за стол, тут же смазал рукавом влажный пивной развод, отодвинул бутылку и пепельницу:

— Буду честным, я думал, что вождение машины мне только приснилось. Я практически ничего не помню. Из этого отрезка времени.

— Я тоже мало помню, — голос Квинна раздался так близко, что Хайнек вздрогнул и осознал, что держит спину неестественно прямо, боится пошевелиться. Смятые бумаги он положил перед собой, но присевший на столешницу рядом с ним Квинн взял недописанный отчет и принялся читать. Он нахмурился, укусил себя за нижнюю губу, качнул головой и процитировал: «Временное помрачение рассудка, предположительно вызванное воздействием неизвестного излучения на кору головного мозга». Как тебе это удается? Я бы сейчас и двух слов не связал.

И Хайнек вдруг ощутил, будто его резко отпустила какая-то сковывающая его тело сила, заставляющая держать спину прямо, не опускать голову, смотреть вперед; он всхлипнул и склонился вперед, вжавшись влажным от испарины лбом в плечо Квинна. Абсолютно идиотский момент истины. Квинн не отстранился, лишь потушил окурок в пепельнице и освободившейся ладонью скользнул по шее Хайнека, так мучительно знакомо взъерошил волосы на затылке.

— Мне нравится, как ты все описываешь. Без лишних подробностей, осмысленно. Начинает казаться, что так и было. Пусть те, кто прочитает отчет, так и думают.

— Не уверен, что они будут так думать. Разве это не трупы их людей мы там нашли?

— Конечно. Возможно, где-то в прериях есть и обломки вертолета. Или что-то вроде того. И, тем не менее, отчет хорош. Стоит продолжать в том же духе.

Квинн говорил спокойно, сосредоточенно, короткими фразами — в его стиле. Хайнек нашел в себе силы вновь сесть прямо и даже заговорить:

— Прости, что я тебя туда затащил.

— Я считаю себя человеком, способным мыслить трезво и отвечать за собственные решения, — отозвался Квинн ровно, — думал, что и ты меня таким считаешь.

— Разумеется, — быстро ответил Хайнек.

— Нам ехать еще пять часов, нужно выехать этим утром. Потом еще аэропорт. И привести себя в порядок перед встречей с начальством.

— Конечно, — согласился Хайнек. — Ладно… я… пожалуй… пойду.

— Мы же не дописали отчет, — Квинн присел на стул рядом.

— Ты подал мне пару идей.

— Я ничего не сделал.

— Мне видней.

Квинн косо усмехнулся:

— Сигаретный дым настолько мешает? Сейчас он выветрится.

— Я его мало замечаю… столько времени рядом с тобой — отличная тренировка.

Квинн помолчал, почему-то одарил пепельницу злым взглядом, после чего излишне жестко произнес:

— Тебе совсем не обязательно уходить.

— Что?

— Тебе не обязательно уходить из моего номера. Если вдруг...

— Майкл…

— Ради всего святого, профессор, давай без долгих выяснений отношений, мы оба — взрослые люди!

— Майкл, я просто не смогу сейчас.

— Ясно, — Квинн взял пивную бутылку, но Хайнек резко перехватил его руку.

— Я имею в виду, что я сейчас не осилю… секс, — пояснил он сбивчиво.— Я даже не уверен, что вообще когда-нибудь смогу.
Квинн посмотрел на Хайнека долгим странным взглядом, и на мгновение тому почудилось, что он все неверно понял, что совершил ошибку, которую теперь не исправить, но Квинн вдруг прыснул:

— Все-таки я чрезвычайно плох в этом всем… Выяснении отношений. Я имел в виду, что… впрочем, неважно, — Квинн вырвал руку из хватки Хайнека, но бутылка, как ни странно, отправилась в мусорное ведро, как и содержимое пепельницы. Хайнек сидел, несколько оглушенный.

— Хотя нет, важно, — продолжил Квинн, взглянув на понурого Хайнека. — Да, я имел в виду и секс в том числе. И вообще. Не именно сегодня. Всегда. Что тебе можно остаться здесь. Даже если мы просто ляжем спать. Или хотя бы знать, что ты мог бы остаться. Боже, — Квинн потер лицо руками, — какой же я идиот.

— Ок, — проговорил в ответ Хайнек, чуть улыбнувшись и откидываясь на спинку стула. В голове звенела потрясающая пустота. Квинн ушел в ванную, чистить зубы. Хайнек достал из кармана мятого пиджака ручку, погрыз ее, пытаясь сформулировать следующее предложение. Вряд ли в дороге он допишет этот проклятый отчет. Но когда Квинн вновь присел на столешницу совсем рядом с ним, Хайнек даже не отвлекся от работы, разве что выхватил из руки Квинна полупустую пачку сигарет и сунул ее в свой карман.