Цинхуа позволили вернуться на Цанцюн и даже простили все его мелкие прегрешения. Он всего лишь переметнулся на сторону демонов и передавал тайные сведения (не такие уж и тайные). Простительная ситуация, Цинъюань только мягко пожурил его и сказал так больше не делать. Цинхуа поклялся, что больше никогда и ни за что, он будет примерным младшим братом, выполняющим любые требования и просьбы его достопочтенного брата и лидера Цанцюн. При этом об оставшихся связях с Мобэй-цзюнем Цинхуа тактично умолчал, понимая, что Цинъюань и без того тяжело переживает уход Шэнь Цинцю с Ло Бинхэ. Еще один брат, спутавшийся с демонами? Ну, Цинхуа не хотел ранить нежное сердце Цинъюаня.

Первым делом Цинхуа вернулся к своим обязанностям. Их было немного: благодаря постоянным отлучкам к Мобэю, Цинхуа умудрился организовать всю работу на пике Аньдин так, что его ученики особо не нуждались в лорде, который раздает указания. Его последующий побег в царство демоном только сделал их еще самостоятельней, поэтому когда Цинхуа после окончания всех их славных битв сбежал на месяц, пока прятался от Мобэя, никто не расстроился. А потом еще на месяц, пока они с Мобэем выясняли природу их отношений друг к другу. Пик Аньдин все это время стоял, как обычно, в прах не рассыпался, зато рассыпалось в прах их с Мобэем понимание собственных статусов. Они больше не были королем и его слугой. Они были… любовниками?

Вау, да. Не только дурацкий Шэнь Цинцю заполучил свою сладкую концовку, где он уходит в закат под руку с возлюбленным, но и Цинхуа. Совершенно неожиданно. Помогли лапша и Мобэй, который перевязывал ему раненую ногу, а потом внезапно заявил:

— Я не хочу, чтобы ты от меня уходил. Что мне сделать, чтобы этого не случилось?

Голос у Мобэя был решительный, но еще и надломленный, он звучал как лед, что лопается на реке по весне с оглушительным треском.

Цинхуа молчал, чуть приоткрыв рот от удивления, а Мобэй продолжил:

— Сокровища? Книги? Лапша? Скажи.

Цинху замялся, не зная, что ответить. Как он мог сбежать от демона, который держал его за ногу и смотрел прямо в глаза, ожидая ответа? Цинхуа хоть и был заклинателем (с золотым ядром! и умел летать на мече! уважать его извольте!), суперменом он не рождался, железных костюмов себе не делал, замороженный в глыбе льда семьдесят лет не лежал и даже пауки его не кусали. Хотя с Мобэем перспектива пролежать во льду сотню лет как спящая красавица казалась вполне допустимой.

— Я не знаю, мой король, — ответил он почему-то шепотом. — Вы могли бы мягче ко мне относиться?

— Хорошо, — спокойно произнес Мобэй. — Еще?

Цинхуа не знал, что еще. Ему нравился Мобэй, и за это время его король его спасал много раз. Даже сам Цинхуа его несколько раз спас. Был полезным! Цинхуа нравилось думать, что у них отношения… как у друзей? Но если честно, иногда Цинхуа хотел даже больше, чем дружбу. Не то чтобы он мог претендовать, он и не думал, что нужен Мобэю.

Но тот стоял перед ним на коленях, ласково гладил кончиками пальцев кожу и смотрел. Своими красивыми пронзительными синими глазами смотрел.

— Я хочу всегда быть рядом.

Мобэй не улыбнулся, нет. Но у него лицо будто разгладилось, стало мягче, расслабленней. Мобэй кивнул.

— Я буду. Еще?

Еще? Цинхуа растерялся. Он и от этого почувствовал себя неловко. Он говорил Мобэю, что хочет быть рядом, а его король на это отвечал, что это он будет рядом с Цинхуа всегда. Разве Цинхуа мог просить еще больше?

Мобэй снова напряженно нахмурился. Ледяными пальцами провел по ноге до колена, сдавил его легонько.

— Я не знаю, как это происходит у людей. Ты однажды сказал, что бить кого-то нельзя. Что это не ухаживания. Но я не знаю, как у людей это происходит правильно. То, как ты объяснял… не подходит. Ты все равно хотел уйти. Я хочу, чтобы ты сказал снова. И я сделал все правильно.

Цинхуа слушал его и чувствовал, как у него немеют руки. Как перехватывает дыхание. По спине пробежали мурашки и сжалось что-то внутри, теплое, щекочущее. Цинхуа медленно, невыносимо медленно поднял руку и накрыл ею ладонь Мобэя.

— Мой король? О чем ты? Ты хочешь сказать, что я тебе нравлюсь?

Мобэй все смотрел на него, глаза у него были такие яркие, внимательные. Цинхуа под его взглядом чувствовал, как волнуется все сильнее. Чуточку защипало нос, и Цинхуа судорожно вздохнул.

— Я хочу, чтобы ты не уходил. Оставался со мной, — повторил Мобэй. — Всегда. И я хочу, чтобы ты не боялся меня.

Мобэй медленно перевернул руку Цинхуа и коснулся большим пальцем центра ладони.

— Мой король?

— Я хочу, чтобы ты любил меня, — произнес он негромко, но уверенно. — Что мне сделать?

Цинхуа замер. Испуганная мышка перед большим сильным зверем. Зверем, который хотел его защищать его ото всех опасностей на свете.

— Ничего, — сказал Цинхуа, очарованный этим.

Мобэю ничего не надо было делать. Цинхуа придумал его, свою сказку, свой идеал, но никогда и не мечтал, что Мобэй будет смотреть на него с нежностью.

Мобэй тут же болезненно нахмурил брови, стал сразу жестким и колючим. Удивительно, как при всей холодности он умудрялся так легко менять эмоции, будто перещелкивал что-то внутри.

— Это значит «нет»? — спросил Мобэй болезненно. — Почему? Я настолько плохой?

— Нет! — Цинхуа тут же встрепенулся, запаниковал и подался навстречу. — Ничего не нужно, мой король! Я уже вас люблю!

Мобэй крепче сжал ладонь. Его взгляд — живой и обеспокоенный, заметался по лицу Цинхуа, а потом остановился на губах. Смотрел болезненно жадно, будто на источник, к которому хочет припасть путник в пустыне, но не знает, мираж это или реальность. Цинхуа сам смотрел на губы Мобэя: красиво очерченные, чуть приоткрытые.

И Цинхуа наклонился к нему, к его красивому лицу, и поцеловал.

Сладкий финал.

После этого Цинхуа провел почти месяц во дворце Мобэя. Лечил свою ногу, много ел вкусной еды и лежал в теплой постели. Рассказывал ему, как нужно ухаживать, что и как нужно дарить, чтобы показать свою привязанность. Мобэй внимательно слушал, как прилежный ученик, а потом говорил, как это делают демоны. Цинхуа испытывал дежавю, потому что все это он сам как-то давно прописал, но благополучно забыл.

Мобэй не видел смысла дарить цветы. Мол, цветы собирать не очень сложно, чем это может показать чувства? Разве цветы покажут, как много Мобэй готов совершить для Цинхуа? Поэтому однажды ночью он потащил Цинхуа с собой в снежную пустыню убивать какое-то местное чудовище. Точнее, он расстелил теплый меховой плащ, усадил на него Цинхуа и бросился драться.

Свет луны и звезд отражался от снега и весь воздух был пронизан молочной светлой дымкой. Цинхуа видел и Мобэя, и чудовище, все их движения. Сердце колотилось от ужаса, и Цинхуа цеплялся руками в плащ, чтобы не сорваться с места и не влезть, когда казалось, что Мобэя вот-вот ранят.

А потом Мобэй подошел к Цинхуа, взял его за руку и повел к убитому чудовищу. Обнял со спины и тихо прошептал на ухо, что это все для него. Из клыков можно приготовить яд, из костей сделать украшения. Из шкуры мягкий и теплый плащ для Цинхуа.

Цинхуа весь дрожал одновременно от ужаса и восторга. Это было пугающе, по-варварски, цивилизованные люди такие ухаживания не принимают. Но он был в мире демонов в объятиях короля-демона. И ему все нравилось.

Лучше цветов.

Цинхуа был доволен. То есть, какое-то время не был, особенно когда случился их первый раз. Первый секс между двумя девственниками. Без предварительных договоренностей, потому что разговаривать словами через рот они вдвоем умели плохо. Звучит не очень хорошо только на словах, а на деле было еще хуже. Цинхуа ударил Мобэя, и тот неделю избегал Цинхуа. Боялся не то, что прикоснуться, а подойти близко.

Пришлось говорить потом, когда Цинхуа лежал в объятиях Мобэя и, краснея, обсуждал с ним, как им быть. Мобэй гладил его по волосам и целовал в лоб беспокойно. В следующий раз было лучше, потом стало вообще хорошо.

Цинхуа наслаждался своей жизнью. В качестве горного лорда Аньдин он возвращался на свой пик, раздавал указания ученикам. Договаривался о поставках. Пришлось восстанавливать все старые торговые связи, где-то налаживать новые. Цинхуа подумывал вернуть старый бизнес по продаже семян с пика Цяньцао, но с Мобэем ему больше не нужно было волноваться о деньгах. Цинфан немного расстроился, когда Цинхуа сказал, что не хочет этим заниматься, но настаивать не стал. Потом Цинхуа шел помогать Цинъюаню с документами — тот выделял деньги на все двенадцать пиков и строго следил за доходами и расходами. Цинхуа не должен был заниматься этим, но иногда их славный старший брат выглядел слишком уставшим. К тому же вдвоем они могли уладить это быстрее, Цинъюань точно знал, куда и зачем Цинхуа направит средства, какие закупки сделает на месяц, сколько они заработают на помощи людям.

Обычно весь его распорядок дня заключался в том, чтобы проследить, что ученики выполняют все, что надо, посидеть над документами. Выпить чаю. Сделать обход на каком-нибудь пике, чтобы проверить, не сломалось ли что. Дополнительные деньги на ремонт равнялись пересмотру всего бюджета. Самыми важными пиками Цинхуа считал в первую очередь Цюндин, как самый главный из пиков, потом Байчжань, как боевую мощь, и Цяньцао, потому они бы долго не протянули без лекарств, которые можно было к тому же дорого продать другим заклинателям. И конечно, Ваньцзянь. Заклинатель без хорошего меча — никакой не заклинатель. Все остальное было тоже важно, но Цинхуа никогда не спешил тратить деньги на пудру и сладкие духи для девушек с Сяньшу.

В распорядок дня еще входили ежедневные перепалки с Цингэ. Их отношения никогда не были хорошими. Можно сказать, у них вообще не было отношений. Раньше Лю Цингэ не замечал Цинхуа в принципе, предпочитая полностью игнорировать весь пик Аньдин, как что-то бессмысленное и бесполезное. Цинхуа был доволен. Правда! Чем меньше внимания от бога войны, тем ему лучше. Цинхуа был рад просто заскакивать на Байчжань, чтобы обеспечить пик нужными вещами. И пока-пока!

Но после того, как Цинхуа вернулся от демонов, Цингэ будто высчитывал время его визитов и неизменно оказывался рядом, чтобы отпустить язвительный комментарий. Алло, Цинхуа даже не был Шэнь Цзю! Он не мог ответить ни на одну фразу Цингэ и уж точно не смог бы с ним подраться в случае. У него не военный пик! Логистика! Снабжение и организация быта! Если бы Цингэ захотел, он бы в одно мгновение мог обезоружить Цинхуа, а в другое — лишить его головы.

Возможно, Цингэ именно об этом и мечтал. Он бросал на Цинхуа взгляды, полные бесконечного презрения. Сколько оскорблений Цинхуа выслушал — не счесть. Каждое било больнее, чем если бы Цингэ просто его ударил. У Цинхуа имелся хороший опыт в этой области (Мобэй был бы не рад слышать что-то подобное), и уж побои он бы выдержал.

Но вместо этого Цингэ раз за разом повторял, что Цинъюань зря позволил Цинхуа вернуться. Мол, раз было так хорошо у демонов, то и катись к ним обратно. А Цинхуа мог. Ему, знаете, не очень весело было мотаться между Чжо Бэйцзян и Цанцюн и пытаться скроить свой распорядок дел так, чтобы успевать и там, и там. Но Цинхуа молчал.

И о том, что он делает, и о том, как сильно устает. Иногда настолько, что сил хватало только добраться до кровати и свалиться в полуобморочный сон. Надо было вписать в новеллу энергетики. И кофе. Цинхуа, конечно, заваривал себе крепкий чай, но мечтал и о той бодрости, что дарила чашка крепкого кофе или банка химической дряни.

Цинхуа просто вымученно улыбался, кивал — да-да, Лю-шиди, я бесполезный, спасибо за напоминание — и сбегал поскорее.

Это выматывало. Его не особо задевали слова Цингэ, но скорее… злили? Цинхуа привык быть жалким, это был его жизненный принцип, позволяющий выживать. Если ты слабый, ты либо становишься сильным, либо учишься, как наплакать себе на спасение. Где поклониться, где вовремя сказать нужное слово. Главное — полить побольше медом все сверху. У Цинхуа были проколы с его тактикой. Линьгуан-цзюнь, например. Как можно найти подход к тому, кто каждое твое слово оборачивает так, что ты все равно оказываешься его злейшим врагом? И Цингэ, который просто на дух не выносил, когда перед ним пресмыкались и пытались льстить.

Наверное, чтобы Цингэ перестал его донимать, Цинхуа должен был либо спасти ему жизнь, либо победить в сражении. Но лимит спасений у Цинхуа закончился! Все использовано на его короля, Цингэ Цинхуа спасать не намерен. Сражения? Ха.

Поэтому, пока выхода не было, Цинхуа просто старался держаться подальше.

И… Цинхуа как раз возвращался от Цинвэя. Тот был кузнецом и любил начинать работу рано, поэтому закончив с документами, Цинхуа заглянул на Ваньцзянь. Цинвэй поделился тем, что скоро подросшим ученикам пора будет выбирать мечи, а некоторым нужно их и сковать по-новой. Цинхуа покивал, записывая в смету все необходимые траты.

— У шиди все хорошо? — спросил Цинвэй перед тем, как Цинхуа собрался уходить.

— У этого шиди все прекрасно, — ответил Цинхуа. — Этот шиди думает, где взять деньги на ремонт общежитий на Байчжань. И как немного поспать.

— Лю-шиди опять все разрушил? — Цинвэй хмыкнул. — Оставь его без ремонта, пусть хоть раз ощутит последствия своего характера. А насчет сна — загляни к Му-шиди. Он поможет.

— Спасибо за хороший совет, шисюн. — Цинхуа улыбнулся. — Но боюсь, тогда неприязнь Лю-шиди ко мне только укрепится.

Цинвэй покачал головой.

Цинхуа попросил его не провожать. Идея сходить к Цинфану и впрямь была хорошей, у него можно было выпросить отдельную кровать, а еще настой, снимающий усталость. И холодный компресс на голову, раз уж у Цинхуа не было Мобэя с его прохладными пальцами, которыми он массировал Цинхуа виски, голову и плечи.

Легче всего было добраться до Цинфана на мече, но Цинхуа боялся свалиться из-за усталости, поэтому решил пройтись пешком.

Цинхуа как раз спускался по узкой тропинке, когда услышал сверху гневный окрик:

— Эй!

Цинхуа задрал голову, но солнце и небо ослепили его, поэтому пришлось прищуриться. Хотя Цинхуа и без того узнал, кто это.

Цингэ на мече спустился чуть пониже, а потом и вовсе спрыгнул на землю.

— Добрый день, Лю-шиди, — поприветствовал его Цинхуа, чуть опустив голову и съежившись.

— Ты опять прохлаждаешься?

— Лю-шиди слишком хорошего мнения о пике Аньдин, — ответил Цинхуа. — У меня нет столько времени, чтобы прохлаждаться.

Цингэ вздернул бровь.

— Чем же ты тогда занят?

— Я… — Цинхуа запнулся. — Я направлялся к Му-шиди.

Цингэ продолжал смотреть с невероятным неодобрением, и Цинхуа почувствовал, как день становится темнее и мрачнее.

— Лю-шиди тоже направляется на Цаньцяо? Этот шисюн может составить компанию.

— Чтобы видеть, как ты бесполезно и никчемно тратишь время? — Цингэ нахмурился.

— Я трачу очень много времени на дела, — негромко сказал Цинхуа.

Он уже искал глазами пути отступления, но как назло, тропинка была узкой, впереди стоял Цингэ и из вариантов было лишь шмыгнуть в кусты или подняться на мече. Цинхуа так увлеченно изучал кусты, что пропустил начало фразы Цингэ, услышав лишь конец.

— … твои ученики даже не могут ничего починить правильно.

— Что?

— Ты… — Цингэ от ярости приоткрыл рот. — Если бы твои ученики все чинили хорошо, на Байчжань ничего не ломалось бы так быстро. Они только бездельничают круглыми днями. Какой пример ты им подаешь? Бездельник и предатель.

— Что? — вновь переспросил Цинхуа.

Внутри все сжалось, живот стянуло от волнения. Цинхуа хотел промолчать, но он некстати вспомнил слова Цинвэя. И случилось как обычно — Цинхуа заволновался и слова посыпались из него градом.

— Мои ученики делают достаточно! Может, это горному лорду Байчжань стоит начать ценить чужие усилия и перестать устраивать разрушения? Однажды мы просто не сможем покрыть все расходы на ремонт! А сколько лекарств уходит на то, чтобы вылечить избитых учеников? Лю-шиди даже не думает о чужих заботах. Каждый мой ученик знает, что именно он должен делать. То, что на Аньдин не воспитывают воинов, не делает его бесполезным пиком!

— Делает, — отозвался Цингэ.

— О, значит Лю-шиди считает, что если бы этого пика не было, на Цанцюн воцарилась бы мирная и прекрасная жизнь?

Цинхуа уставился на Цингэ снизу вверх, чувствуя как внутри закипает ярость и злость. Он просто хотел отдохнуть! Почему опять его трогают! Почему никому другому не говорят, что он бесполезный, никчемный и слабый? Почему только Цинхуа заслужил эти слова?

— По крайней мере, мы бы не держали у себя предателя.

Терпение лопнуло, как веревка, которую резко перерубили. Цинхуа нервно кивнул, а потом резким движением вытащил меч. До Аньдин добираться лучше на мече. Плевать на усталость.

Он поскорее взмыл в небо, пока Цингэ провожал его растерянным взглядом.

Когда Цинхуа опустился на пике Аньдин, к нему первым делом бросилась горстка учеников. Весь путь до пика его трясло от злости и усталости, но когда он опустился на землю, то почувствовал, как накатывает спокойствие. Он абсолютно точно знал, что делать.

Среди детей был его главный ученик, Лун Жуй. Он при виде Цинхуа ярко улыбнулся и прижал к себе свитки.

— Шицзунь! Мы выполнили все поручения на сегодня! Пришли запросы с других пиков, но мы пока не стали разбираться.

— Что за запросы? — поинтересовался Цинхуа.

— Му-шишу просит кого-то помочь с сезонным сбором трав, а еще глава клана Юэ прислал поручения, для которых нужно спуститься с горы и принять товары. И вскоре Шэнь-шибо должен вернуться на свой пик, так что ученики просят помочь с приготовлениями к его встрече.

Его ученик отчитался, и Цинхуа похлопал его по плечу в качестве похвалы.

— Молодец. Но этот шицзунь прибыл сообщить, что сегодня он покинет пик на долгое время.

Радость от признания тут же слетела с лица Лун Жуя, и вслед за ним на Цинхуа с непониманием и досадой уставились и остальные ученики.

— Опять? — один мальчик чуть не заплакал. — Шицзунь, не оставляйте нас! На нас сваливается очень много работы, мы не справимся без вас!

— Шицзунь! — повторила девочка, Лань Фэнь. — Шицзунь, вы пообещали, что не будете надолго отлучаться!

— Тише, — Цинхуа потрепал ее по голове. — Этот шицзунь позаботится о вас. Пока его не будет, вы можете отдыхать и не думать о чужих поручениях.

— Ничего не делать? Но как же? — растеряно переспросил Лун Жуй. — Завтра нужно доставить на пик Ваньцзянь металл для будущих мечей, а еще в этом месяце…

— Все хорошо, — перебил его Цинхуа. — С завтрашнего дня вы все вольны отдыхать сколько угодно и заниматься делами только в пределах пика Аньдин.

Непонимание на лице детей стало таким сильным, что Цинхуа не мог не улыбнуться, глядя, как Лун Жуй хмурится так сильно, что его брови были готовы сойтись в одну линию.

— Но почему шицзунь должен уходить? — потерянно спросила Лань Фэнь.

— Потому что ваш Лю-шишу сказал, что лучше бы пика Аньдин никогда не существовало. Вы же не согласны с вашим шишу?

— Что? — Лун Жуй негромко вскрикнул. — Да если бы не мы, они бы никогда сами не смогли ничего починить! Эти дураки с Байчжань умеют только ломать!

— Поэтому, — Цинхуа снизил голос. — С завтрашнего дня пик Аньдин не будет никому помогать. Если шишу Лю считает, что мы бесполезные, то пусть поживет немного без нас.

— А как же шишу Му? И шибо Шэнь? И шибо Вэй? И глава клана Юэ будет в ярости, — спросил Лун Жуй.

— Ваш шицзунь сейчас напишет письма для ваших шибо и шишу, чтобы предупредить их о моем отсутствии. Я возьму всю ответственность на себя, — успокоил их Цинхуа. — А вы должны тем временем распространить новости на пике, но так, чтобы ученики других пиков ни о чем не узнали до завтрашнего дня.

Некоторое время ученики молчали, обдумывая его слова. Цинхуа ждал. Они могли и не поддержать его затею, что означало бы полный провал. Но пик Байчжань давно доставлял им проблемы, и Цинхуа верил, что не его одного задевали постоянные упреки и насмешки. А тут возникла соблазнительная возможность доказать, что без них эти болваны, зацикленные только на драках, не смогут ничего сделать.

— Если вы предупредите шишу и шибо… — произнес, наконец, Лун Жуй, — то эти ученики охотно поддержут шицзуня.

— Этот шицзунь благодарен. — Цинхуа удовлетворенно кивнул. — Это не займет больше месяца.



Цинхуа с самого начала знал, куда отправится, если у него получится подбить учеников на бунт. Мобэй хоть и не говорил ничего про отлучки Цинхуа на Аньдин, но по нему было видно, что он не очень доволен. Цинхуа же, различая малейшие оттенки его настроения, чувствовал себя великим шпионом, который разгадывает сложный шифр, ну, или хакером, который взламывает банк, чтобы перевести себе на счет миллионы. Прекрасно себя чувствовал.

Их отношения с каждым днем все меньше начинали походить на затянувшуюся драму. Мобэй пытался быть более открытым и проявлять эмоции, а Цинхуа радостно его поддерживал, перенимая демонические привычки. Диалог культур, обмен опытом для установления контакта. Цинхуа жалел, что из-за своего страха умереть и из-за закрытости Мобэя они не могли раньше прийти к такому пониманию, не могли обозначить чувства. Теперь, оглядываясь назад, Цинхуа все сильнее ужасался, пытаясь понять, когда и как Мобэй в него влюбился. Однажды, он надеялся, его король ему об этом скажет, но пока оставалось только самому прослеживать логические связи и вспоминать малейшие намеки.

Цинхуа в какой-то момент внезапно вспомнил, как Мобэй на просьбу Бинхэ помочь советом в любовных делах ответил, что своего любимого надо бить три раза в день. Тогда ему было слишком страшно находиться среди демонов, слишком возмущали слова Мобэя, грубость и жестокость демонов, которые Цинхуа сам же и прописал. Но когда он вспомнил, Цинхуа неожиданно понял, что для Мобэя он и был тем, кого надо бить три раза в день. То есть пытаться привлечь внимание. Флиртовать. Мобэй. С Цинхуа. Еще тогда.

В итоге Цинхуа пролежал несколько часов, глядя в стену, а потом отправился к Мобэю, чтобы сказать, что любит его.

Поэтому Цинхуа не боялся, что у него нет плана отступления. Он дождался, пока Лун Жуй разнесет новость по всему пику, и за это время успел подготовить письма для Юэ Цинъюаня, Му Цинфана, Вэй Цинвэя и последнее — для Шэнь Цинцю. Сестрица Цинци и братец Цингэ могли обойтись без писем. Остальным лордам пика Цинхуа подготовил короткие записки, в которых сообщал, что на месяц покидает пик и дает своим ученикам отдых на это время.

Позже Цинхуа встретился с учениками вновь и дал обещание вернуться ровно через месяц. Лун Жуй нервно хмурился, прижимая письма к груди.

— Шицзунь… а если что-то пойдет не так?

— Ты же помнишь, чему этот шицзунь учил тебя, — ответил Цинхуа. — Будь гибким. Если кто-то начнет обижать учеников, обратись к старшим мастерам по клану.

Лун Жуй кивнул, и Цинхуа не удержался, погладил его по волосам.

Добираться до дворца Мобэя Цинхуа научился давно безо всяких проблем. Мобэй постоянно телепортировался, и, чтобы поспевать за ним, Цинхуа тоже пришлось узнать парочку подходящих заклинаний. По миру людей он все равно передвигался на повозке или с помощью лошади, но иногда Цинхуа хитрил. Сообщал, что добираться три дня, а сам тихонько перемещался на пик Аньдин и спал в своей маленькой комнатке. Поэтому собрался он быстро, прицепил меч, и в следующее мгновение морщился от пронзительного ветра. В снежной пустыне начиналась метель.

Цинхуа прикрыл лицо рукавом и поспешил к дверям во дворец. Демоны-привратники пропустили его, узнав приближенного к их королю человека, и Цинхуа даже улыбнулся им. Он успел спуститься по лестнице, когда его перехватил еще один демон. Он был слугой и часто помогал выполнять многочисленные поручения Мобэя.

— Мой господин, — прохрипел он. Его горло было не слишком хорошо приспособлено к обычной речи, поэтому звуки вырывались из него с клокотанием, хрипом и низкими рыками. — Мы не ждали вашего прибытия так скоро.

— Все в порядке, — успокоил его Цинхуа. — А где сейчас Мобэй-цзюнь? В своем кабинете?

— Мы передали ему, что вы прибыли. Он ждет вас у себя.

— Спасибо. — Цинхуа снова улыбнулся.

Ему пришлось очень долго добиваться признания от демонов. И если в других кланах его так и не начали ценить, то подручные Мобэя приняли, хоть и с трудом. Сначала Цинхуа был бесполезным человеком, но после того, как выполнил несколько заданий Мобэя, они стали смотреть на него внимательней. К тому же, Мобэй запрещал им вредить Цинхуа, поэтому демоны пытались понять, что в нем ценного. Цинхуа же старался обустроиться во дворце и добиться комфорта, поэтому налаживал ценные связи. Хоть он знал об этих демонах все, но подход все равно искал долго. Зато сейчас к нему относились если не с уважением, то со снисходительным терпением.

В последнее время демоны все больше начали с ним любезничать. Цинхуа подозревал, что это от того, что они сблизились с Мобэем. Из непонятного человека стал любовником, а там глядишь — и мужем. Поэтому надо заранее умаслить будущего короля. Демоны хоть и не знали концепцию нормальных отношений, но уважали силу и статус.

Цинхуа улыбнулся еще шире. Ему в голову пришла хорошая идея, легкая и звенящая.

Он быстрым шагом пересек несколько коридоров и миновал несколько лестниц. Место, где чаще всего обитает король, должно быть хорошо защищенным, поэтому находилось в самом центре подземной крепости. Еще ниже была библиотека, сокровищница, оружейный арсенал и спальня Мобэя. Их общая спальня.

Мобэй поднял голову, едва только Цинхуа открыл двери. Под его внимательным взглядом Цинхуа сделал еще несколько шагов, прежде чем остановился и склонился в вежливом поклоне.

— Шан Цинхуа приветствует своего короля, — произнес Цинхуа, а потом поднял голову.

Мобэй не встал из-за стола, только чуть выдвинул стул и поманил Цинхуа рукой. Цинхуа понятливо бросился к нему и сел к Мобэю на колени. Быстро. Привычно. Его почти пугала легкость того, что происходило между ними.

Мобэй обнял его и чуть приподнял голову, чтобы опереться подбородком на макушку Цинхуа. Его руки легли на спину, и Цинхуа привычно скользнул руками под плащ Мобэя и погладил его по пояснице.

— Что-то случилось? — спросил Мобэй.

— Мой король, не хотите устроить медовый месяц? — беззаботно предложил Цинхуа.

Мобэй промолчал, задумчиво поглаживая Цинхуа по спине. Наконец, он вздохнул и спросил снова:

— Что такое медовый месяц?

Цинхуа прижался к нему крепче.

— Когда двое влюбленных женятся, они могут отправиться в путешествие. Или остаться вдвоем и отдыхать от всего. Это и есть медовый месяц.

— Ты хочешь куда-то поехать?

— Нет. Этот смиренный слуга умрет, пока будет считать, сколько денег нужно потратить на поездку. — Цинхуа тихонько рассмеялся. — Я хочу остаться здесь.

— На месяц?

— Если мой король не против.

Мобэй помолчал, и Цинхуа внутри сжался весь. Если его прогонят, будет неловко, грустно и мерзко.

— Тебе не будет скучно?

— Рядом с моим королем? Вряд ли это возможно.

Мобэй хмыкнул. Цинхуа прижимался щекой к его шее и слышал этот довольный звук так близко, что он отдавался в голове. Приятно.

— Ты хочешь пожениться?

Вопрос прозвучал скупо, как, в принципе, и все вопросы Мобэя. Цинхуа это не подразумевал, он хотел пошутить, потому что все вокруг только об этом и думали. К тому же, он месяц проведет у Мобэя — чем не отдых у молодоженов?

— Я… — Цинхуа запнулся, не зная, что сказать. — Я только шучу, мой король.

Воздух внезапно стал морозным.

— Ты не хочешь?

Цинхуа попытался разомкнуть объятия, и Мобэй легко это позволил, убрал руки и взял ладони Цинхуа в свои. Лицо у него было мрачное, мрачнее обычного. Цинхуа захотел коснуться его лица и потереть упрямую складку между бровей, прямо под темно-синим знаком. Она всегда оказывалась там, когда Мобэй о чем-то думал, и кажется, пора было придумать способ бороться с тем, что Мобэй вечно хмурился. Отвлечь.

— Хочу, — легкомысленно ответил Цинхуа. Мобэй на мгновение успокоился, но снова нахмурился.

— Хочешь, но только шутишь.

— Мой король прекрасен и силен, а я всего лишь человек. — Цинхуа улыбнулся. — Для брака нужна подходящая партия.

— Я король демонов, а ты горный лорд с Цанцюн. Это подходящая партия.

— Горный лорд Аньдин, — поправил Цинхуа.

— Аньдин, — повторил Мобэй. — И что?

— Помнится, в первую встречу вы считали это достаточным аргументом, чтобы называть меня слабым и бесполезным. — Цинхуа вздохнул. — Это самый бесполезный пик среди всех. Даже мой шиди, который занят изготовлением алкоголя, и то важнее меня.

— Я был неправ, — легко произнес Мобэй.

Цинхуа чуть не задохнулся от того, как много стояло за этими словами.

Мобэй был упрям, легче повернуть реку вспять, чем изменить его решение, но если дело касалось Цинхуа, он старался не слепо следовать своим суждениям, а прислушиваться к чужим словам. Цинхуа обнаружил это, когда они стали ближе, но все равно обмирал каждый раз, когда Мобэй показывал, что видит в Цинхуа много больше, чем в других, и ради него готов пересмотреть то, что считал правильным.

— Мой король в очередной раз похитил мое сердце, — пробормотал Цинхуа, переплетая их пальцы вместе. — И все равно, мой король слишком красив, как этот слуга может подходить ему?

— Если я на тебе женюсь, ты не будешь слугой, — ответил Мобэй.

Он звучал как ребенок в это мгновение, ребенок, которого хочет оставить его близкий друг, а он изо всех сил пытается удержать. Это было немного смешно, потому что больше Цинхуа не собирался от него никуда уходить. Никогда.

— Разве это не слишком поспешно, мой король? — спросил Цинхуа. — Обычно перед свадьбой возлюбленные должны узнать друг друга, понять, смогут ли они быть вместе, и только после этого…

Мобэй освободил одну руку и положил на щеку Цинхуа. Цинхуа неловко умолк.

— Цинхуа. Сколько лет мы рядом друг с другом?

— Много? — предположил Цинхуа с нервным смешком. — Если мой король надеется на точность, то этот слуга не может ему ответить. Больше двадцати лет?

Мобэй кивнул.

— Мне не нужно тебя узнавать. Ты много раз спасал мне жизнь. Ты всегда был рядом. Может, я спешу назвать тебя своим мужем. Но в моих чувствах нет никакой спешки. — Мобэй умолк и задумчиво погладил щеку Цинхуа большим пальцем. — Я знаю, что только ты меня не покинешь, только ты готов пожертвовать собой ради меня. Я хочу дать тебе в ответ столько же. Я хочу защищать. Я хочу узнавать больше. Я хочу понять тебя.

Цинхуа не выдержал, у него бешено колотилось сердце и дрожали пальцы, поэтому он положил ладонь Мобэю на губы, чтобы тот замолчал. Мобэй недовольно нахмурился, но ничего не сделал, позволяя Цинхуа такую вольность.

Он говорил так много. Говорил, чтобы донести чувства до Цинхуа. А что Цинхуа? У него ноги от такого подкашивались, он до сих пор не мог принять полностью, что сердце Мобэя — его. Полностью и без остатка.

— Я хочу быть рядом, — дрожащим голосом сказал Цинхуа. — Помогать, потому что мой король иногда беспомощен и точно без меня не справится. И я хочу, чтобы мой король всегда приходил ко мне на помощь.

Мобэй улыбнулся — Цинхуа кожей руки почувствовал движение губ, — а потом они снова обнялись.

— Ты хочешь пожениться? — снова спросил Мобэй.

Цинхуа зажмурился, задержал дыхание, а потом резко выдохнул:

— Хочу.

Мобэй довольно хмыкнул. Он наклонился к Цинхуа, прижимаясь лбом к его лбу, и между ними осталось расстояние — для маленького вдоха. Слишком близко, слишком тепло.

— Ты станешь моим мужем, Цинхуа? — спросил Мобэй шепотом, и его дыхание касалось губ Цинхуа.

Цинхуа задрожал. Много лет назад он придумывал Мобэя и думал о том, что писательство тем и хорошо, что можно придумать кого-то идеально красивого, с суровым нордическим характером. Бумага (ну или лист в документе на ноутбуке) стерпит все. И Цинхуа вытачивал образ Мобэя трепетно, в каждой сцене давал именно ему самое хлесткое описание. И все для того, чтобы сейчас Мобэй позволял сидеть у себя на коленях, обнимал и спрашивал: будет ли Цинхуа его мужем?

Мобэй был с ним груб, жесток. Мобэй был капризным и избалованным господином, недоверчивым параноиком, жадным до внимания. Мобэй был его жизнью.

— Конечно, мой король, — выдохнул Цинхуа.

Мобэй поймал его на полуслове поцелуем, нетерпеливо втолкнул в рот язык, мягко прижимая губы к его губам. Цинхуа потянулся навстречу, утопая в этих нежных прикосновениях, и разочарованно застонал, когда Мобэй разорвал поцелуй.

— Я буду свободен вечером. Отдыхай, — мягко сказал он.

Цинхуа пришлось покинуть его колени, и Мобэй чуть приподнял одну бровь, насмешливо наблюдая за ним.

Слоняться до вечера без дела Цинхуа не хотел. К тому же придавило сонной тяжестью, и все силы, которые ушли на разговоры, пропали, поэтому он без особых раздумий выбрал спальню в качестве своего сегодняшнего места обитания. Прохладные простыни приняли его с благодарностью, и Цинхуа заснул быстро и без особых сновидений.

Разбудил его Мобэй. Цинхуа открыл глаза и увидел, как он нелепо застыл возле кровати в одних тонких нижних одеждах.

— Мой король?

— Цинхуа. — Мобэй выдохнул и отмер, скользнул под одеяло и прижался к Цинхуа. — Спи.

— Я выспался, — слабо запротестовал Цинхуа, хотя сонливость никуда не ушла. Он опустил голову на грудь Мобэю, успокаиваясь ощущением его присутствия, и вдруг вспомнил сегодняшний разговор с Цингэ.

— Мой король ответит мне на один вопрос? — спросил Цинхуа. — Только честно.

Мобэй помолчал, а потом неохотно выдавил:

— Да.

— Я и правда бесполезный? Я знаю, что это так, но…

— Это ложь.

Цинхуа не успел договорить, Мобэй прервал его резко, практически заткнув. Цинхуа посмотрел на Мобэя. Тот сильно хмурился, почти сведя брови вместе.

— Ложь? — переспросил Цинхуа.

— Ложь. — Мобэй кивнул и отодвинулся, чтобы внимательно посмотреть на Цинхуа. — Это все равно, что сказать, что снег горячий.

— Снег холодный, — со смешком пробормотал Цинхуа.

Мобэй успокоился, услышав его смех, и тут же перестал смотреть так грозно.

— А ты не бесполезный, — ответил Мобэй и чуть приподнял одну бровь. — Не недооценивай себя.

Цинхуа вяло замычал, но разговор продолжать не решился. Только лег поудобнее и закрыл глаза. Но вместо сна внезапно опять накатило. Может, была в этом доля правды? Не мог Цингэ просто так считать его бесполезным и никчемным. Вдруг никто даже не заметит его отсутствия? Не заметит, что на Аньдин никто ничего не делает?

— Ты все еще думаешь об этом? — вдруг спросил Мобэй напряженно.

— О чем? — Цинхуа приподнял голову.

— О том, что ты бесполезный.

Цинхуа слабо улыбнулся Мобэю.

— Мой король… так или иначе эти мысли всегда преследуют меня.

— Мобэй. — хмуро произнес Мобэй.

— Но, мой король…

— Нас никто не слышит. Я хочу, чтобы ты звал меня моим именем.

— Хорошо. Хорошо, Мобэй.

Мобэй погладил его по волосам, и Цинхуа затих. Было что-то спокойное в том, чтобы лежать в постели и прижиматься щекой к груди Мобэя. Мягко. Тепло. Безопасно.

— Ты много всего знаешь, — произнес Мобэй. — И внимательный к деталям.

— Деталям? — Цинхуа чуть приподнял голову.

— Месяц назад. Два клана собирались поругаться из-за соглашения, а ты нашел в нем оговорку, которая их примирила. Это было удобно, драка бы только принесла лишние неудобства.

Цинхуа даже не помнил о чем-то подобном. Он действительно так сильно помог? Возможно, он просто влез со своим мнением, абсолютно не страшась, что его убьют, потому что Мобэй защитит.

— Я не помню.

Мобэй хмыкнул.

— Ты много суетишься. Бегаешь и делаешь много непонятного. Кажется, будто ты ничем не занят. Но если смотреть внимательно, то… много всего. За всеми делами не уследишь, а ты держишь их тут, — Мобэй погладил Цинхуа по виску. — Это пугает. И восхищает.

Цинхуа почувствовал, как краснеет. Он со стоном натянул на голову одеяло, прячась от такой открытой похвалы.

— Я люблю тебя, мой король, — пробормотал он тихо.



Утро на Цанцюн началось поздно. Утро на Цанцюн началось с возмущенной ругани, когда девушки на Сяньшу обнаружили, что еще не доставили горячую воду для утреннего омовения. Когда на Цяньцао не прибыли заказы, сделанные еще месяц назад. Когда к каждому лорду пика прибыли ученики с Аньдин, чтобы с вежливым поклоном передать письмо, заверенное печатью горного лорда Аньдин.

Впрочем, о письмах Цингэ узнал потом. Сначала он как обычно поднялся рано и провел для себя тренировку. Он занимался на поле один, упражняясь с мечом и сражаясь в бою с воображаемым противником. У противника очень хорошо представлялись черные глаза, темные кудри и ханьфу с алым узором. После тренировки Цингэ отправился на холодные источник, смыть пот, а потом в свои комнаты — сменить одежды. Тело приятно ныло, разгоряченное.

А еще сегодня возвращался Шэнь Цинцю, и, возможно, у Цингэ был шанс издалека посмотреть на него.

И когда уже Цингэ заново перевязывал волосы, к нему прибежал Исюань и сказал, что глава Юэ собирает всех горных лордов для какого-то важного обсуждения. Цингэ удивился, обычно они если и собирались все вместе, то ближе к вечеру, и Цинфан всегда приносил ароматный чай с собой, от которого пахло мятой. Или после миссий, обсудить успехи учеников. Но не по утрам, и тем более в спешке — Исюань сказал, что Цинъюань ждет его уже.

Поэтому Цингэ вскочил на меч, едва дослушав ученика. До Цюндин он добрался в два счета, а когда спрыгнул на землю и направился в зал для совещаний, обнаружил, что все уже собрались.

Во главе стола сидел Юэ Цинъюань, собранный, с мягким, но чуточку печальным выражением лица. Рядом с ним — Шэнь Цинцю, в простых одеждах, будто он позабыл о дорогих нарядах. В руке он держал веер, прикрывая лицо, но судя по направленному на Цинъюаня взгляду и тому, как тот чуть наклонил голову в сторону Цинцю, Цинцю что-то рассказывал до того, как Цингэ вошел. Бинхэ не было нигде видно, и это обрадовало Цингэ.

Ци Цинци рассматривала свои ногти, Вэй Цинвэй поигрывал пальцами по столешнице, Му Цинфан уронил голову на сложенные руки и, кажется, спал. Остальные выглядели скучающими или раздраженными. В глаза бросалось отсутствие среди всех лордов лорда Аньдин — Шан Цинхуа. У Цингэ заныла голова от мысли, что собрание задержится, потому что придется ждать это нелепое, трусливое ничтожество.

— Лю-шиди, — поприветствовал его Цинъюань. — Наконец мы все собрались.

Цингэ замер возле своего стула.

— Все? — спросил он напряженно.

— Все, Лю-шиди. — Цинцю сложил веер со стуком и мягко посмотрел на Цингэ. — Садись.

— А где? — Цингэ махнул рукой в сторону свободного стула.

— Ради этого мы все и собрались, — ответил Цинъюань на невысказанный вопрос. — Садись. Вэй-шиди, разбуди Му-шиди.

Цинвэй перестал барабанить пальцами по столу и коснулся плеча Цинфана. Тот встрепенулся, сонно посмотрел на Цинвэя, нелепо хлопая ресницами, а потом перевел взгляд на Цингэ. И сощурился: зло, сердито.

Цингэ поскорее сел и отвернулся от Цинфана. Он этот взгляд знал, но видел только несколько раз, и всегда — всегда — после этого взгляда Цинфан начинал на него кричать. Один раз полез драться. Один раз отказался лечить.

— Итак, — мягким голосом начал Цинъюань. Его голос звучал тихо, но все присутствующие лорды мигом собрали свое внимание и обратили взгляды на своего главу. — Думаю, все мы знаем, по поводу чего мы собрались здесь.

— Я не знаю. — Цингэ поднял руку.

Цинфан громко хмыкнул. Цинцю утомленно раскрыл веер и несколько раз обмахнулся им.

— Разве Лю-шиди не получил письмо? — спросил Цинъюань.

— Нет.

На некоторое время установилась тишина. Потом внезапно резким и подрагивающим голосом заговорил Цинфан.

— Оно и понятно, кто будет отправлять письмо тому, кто во всем виноват?

— Я тоже не получила письмо, — возразила Цинци, но ей вместо Цинфана ответил Цинцю.

— Оно и понятно, Ци-шимэй, Шан-шиди немного побаивается тебя. Может, он переживал, что ты опять будешь гоняться за ним с мечом наперевес?

— Он заслужил, — произнесла Цинци и скрестила руки на груди. — Он нас предал и привел демонов на Цюндин.

— Ци-шимэй, — начал было Цинцю, но вмешался Цинъюань.

— Довольно споров. Раз Лю-шиди не знает, мы должны ему рассказать, прежде чем мы решим, что нам делать.

Лорды замолкли. Цинъюань улыбнулся.

— Лю-шиди. Сегодня наш шиди Шан Цинхуа прислал каждому лорду…

— …не каждому, — пробормотала Цинци.

— Практически каждому лорду, — сделав голос тверже, продолжил Цинъюань, — письмо. В котором говорится, что наш шиди на время покинет пик, потому что в его работе как горного лорда Цанцюн никто не нуждается. Никто не нуждается и в помощи его учеников, поэтому тот месяц, что шиди будет отсутствовать, они не станут приниматься за работу. Шан Цинхуа надеется на то, что никто не заметит его отсутствия, раз уж он бесполезен, но решил предупредить всех на случай, если кто-то обеспокоится.

Цинъюань умолк. Лица лордов сделались опять устало-раздраженными.

— Лю-шиди, — произнес Цинъюань. — Шан-шиди говорит, что мысль о его бесполезности посеял в голове именно ты.

— Он прогнал Цинхуа, — скорбным голосом заявил Цинфан. — Не это ли хотел сообщить наш шисюн?

— Му-шиди. — Цинъюань поднял руку, жестом пытаясь остановить его, но Цинфан гневно уставился на Цингэ и принялся говорить:

— Сегодня утром должны были прибыть редкие травы. Их собирают далеко на севере, засушивают специальным образом и подготавливают к транспортировке, чтобы они не растеряли свои целебные свойства. Из этих трав делают мази, которые заживляют раны. Мази, которые я ежедневно трачу на твоих учеников. И сегодня утром никто не спустился принять их, поэтому торговцы уехали. А не спустились они потому, что никто с утра не выполняет свою работу на Аньдин. Что ты наговорил Цинхуа?

Цингэ промолчал, мрачно уставившись на Цинфана, злого и взъерошенного. Он не помнил, о чем они разговаривали. Какой смысл держать в голове воспоминание о встрече с кем-то вроде Цинхуа?

— Возможно, Лю-шиди сказал Шан-шиди, что хребет Цанцюн справится, даже если не будет никакого пика Аньдин, — предположил Цинцю.

— Мы справлялись, пока он трусливо прятался у демонов. — Цингэ перевел взгляд на Цинцю. — Никто не заметил его отсутствия.

— В тот раз он оставил учеников. Раздал им указания. Сейчас ни один из них не хочет ничего делать, пока не вернется их учитель, — возразил Цинцю. — Пик Байчжань нанес много оскорблений пику Аньдин, поэтому ученики готовы поддержать своего лорда в этой ситуации. И это создает проблемы.

— Не вижу пока ни одной. — Цингэ пожал плечами и откинулся на спинку стула.

Ему не нравилось спорить с Цинцю. В этом было какое-то противное ощущение, будто он пытается перечить какому-то божеству, которое лучше него знает весь мирской замысел, а Цингэ — лишь глупое дитя, что по неведению досаждает ему глупыми вопросами.

— Ни одной? — спросил Цинфан.

Цинъюань вздохнул.

— Лю-шиди, скажи мне, что самое главное в войне?

— Армия, — не задумываясь, ответил Цингэ. — И командир.

— Ты прав. — Цинъюань кивнул. — Но ни одна армия не сможет одержать победу в долгой войне, если у нее не будет места, где можно спать, еды, доспехов и оружия. Человек теряет свою силу, если он голодает и мерзнет. В войне самое главное — хорошее снабжение. Шан-шиди его обеспечивал.

Цингэ поморщился под мягким взглядом Цинъюаня.

— И что? Где он? Его надо просто найти и вернуть?

— И извиниться, — добавил Цинцю.

Цингэ скрипнул зубами.

— Лю-шиди, ты не сможешь просто закинуть шиди Шана на плечо и принести сюда, — тихо рассмеялся Цинцю.

— Почему нет?

Цинцю только мягко покачал головой. Цингэ посмотрел на присутствующих лордов.

— Ну и где его искать? Кто-нибудь знает?

Цинцю с громким щелчком раскрыл веер и спрятался за ним. Цинфан тут же обратил к нему нежный взгляд.

— Шэнь-шисюн? Ты что-нибудь знаешь о том, где может быть Шан-шисюн?

— Нет, — ответил Цинцю. Вздохнул. — Этот почтенный может только догадываться.

— Может, Шэнь-шисюн расскажет нам? — Цинфан говорил сладким и мягким голосом, будто уговаривая капризного ребенка. — Прежде чем Лю-шисюн начнет искать информацию своим излюбленным методом.

Цингэ положил ладонь на рукоять меча и спросил:

— Излюбленным?

— Найти кого-то и избить до полусмерти, а потом ждать, что умирающий хоть что-то расскажет, — откликнулся Цинфан, даже не поворачивая головы.

— Что в этом плохого? — хмуро поинтересовался Цингэ.

Цинфан пожал плечом, а потом все-таки скосил на Цингэ взгляд.

— Лю-шисюн, люди более сговорчивы, когда к ним обращаются с вежливыми просьбами. Никто не готов разговаривать, когда больно даже вздохнуть из-за переломанных ребер.

— Разговаривать слишком долго, — ответил Цингэ.

Какой смысл вести беседы, если можно просто выбить сведения? Если не захочет говорить один, захочет другой.

— Надеюсь, Лю-шиди не затеет со мной драку, — Цинцю вмешался в их разговор и послал Цингэ чуть виноватый взгляд.

Сердце сразу скакнуло к горлу и там застряло, мешая дышать, поэтому Цингэ только смог вытолкнуть хрипло:

— Нет.

Цинцю качнул веером, обмахивая лицо, и задумчиво свел вместе брови.

— Я не знаю, как объяснить, где Шан-шиди, и не навлечь на него тем самым гнев, — признался он.

— Скажи прямо, — предложил Цинъюань.

На лице Цинцю отразилось сомнение. Он тихо вздохнул. Веер легонько покачивался в изящной белой руке.

— Царство демонов.

Тишина рухнула на присутствующих лордов, а потом одновременно Цинъюань скорбно поджал губы, Цинфан удивленно заморгал, Цинци скривилась, а Цингэ выплюнул:

— Предатель. Он опять спутался с демонами?

Цинъюань поднял руку, останавливая Цингэ.

— Мы решили простить нашего шиди за его проступок. Дела прошлые не должны затмевать тебе взгляд, Лю-шиди.

— Все так. — Цинцю покачал головой. — Шан-шиди действительно помогал демонам в прошлом, но сейчас все обстоит по-другому. Кроме Цанцюн ему некуда идти, если не считать одного места.

— Какого?

— Чжо Бэйцзян. Скорее всего Шан-шиди в гостях у Мобэй-цзюня.

— Это тот ледяной демон, что напал на Цюндин вместе с Ло Бинхэ? — презрительно спросила Цинци. — Он все еще служит ему?

Цинцю покачал головой в своей нежной манере, когда знал ответ, но не хотел преподносить его прямо.

— Этот шисюн не знает, как ответить. Это сложные отношения, но Шан-шиди и этот демон связаны. Поэтому он может быть только у Мобэй-цзюня.

— Они связаны, но Шан-шиди при этом не предатель? — в разговор вмешался Цинвэй, который до этого молчал. — Он сбежал к демону.

— К тому же этот… Мобэй? — Цинфан покусал нижнюю губу. — Разве это не правитель северных земель? Он не причинит вреда нашему шисюну?

— Мобэй-цзюнь будет последним, кто причинит ему вред, — сказал Цинцю и закрыл лицо веером.

— Я должен отправиться туда? — спросил Цингэ.

— Если шиди не вернётся в ближайшее время, то да, — ответил Цинъюань. — Думаю, на этом наше собрание можно закончить.

— А что мне делать с моими девочками? — поинтересовалась Цинци.

— Боюсь, пока шиди не вернётся, нам придётся обходиться своими силами. — Цинъюань вздохнул. — Поэтому надеюсь, что Лю-шиди поскорее сможет решить это недоразумение.



Когда Цинхуа проснулся, первой его мыслью было, что нужно поскорее бежать и делать дела. Он подскочил в постели, но тут же ощутил, как его обхватили сильные руки. Мобэй привлек его обратно и прижал спиной к своей груди.

— Цинхуа, — пробормотал он ему на ухо. — Куда ты торопишься?

Цинхуа открыл было рот, чтобы ответить, но понял, что торопиться ему некуда. Цинхуа счастливо вздохнул.

— Никуда.

— Это хорошо.

Мобэй довольно хмыкнул и погладил Цинхуа по груди. Они лежали так близко, и Мобэй касался грудью спины Цинхуа, а бёдрами — ягодиц. И в таком положении на невинное прикосновение Цинхуа откликнулся тихим стоном и невольно вжался в Мобэя, притираясь ближе.

— Цинхуа, — низким голосом произнёс Мобэй, предупреждая.

Цинхуа накрыл его руку своей и повёл ниже.

— У моего короля нет никаких дел этим утром?

— Кроме тебя — никаких.

— Это хорошо.

Цинхуа, наконец, положил руку Мобэя туда, где ему хотелось, чтобы она лежала. Мобэй потерся носом об ухо Цинхуа и вздохнул. Он нежно огладил ладонью бедра Цинхуа, а потом заставил приподнять ногу и всунул между ногами свое колено.

Цинхуа понятливо откинулся на него, позволяя Мобэю гладить его везде. Прикосновения были мягкие и дрожащие. Мобэй как будто изучал его, надавливая и наблюдая за реакцией, запоминая каждый вздох и стон. Цинхуа просто отдавался на волю ощущений. Мобэй рисовал пальцами узоры, круги и линии и одновременно ласкал шею Цинхуа, оставляя на коже нежные поцелуи.

Цинхуа повернул к нему голову, чтобы встретиться с его губами, и Мобэй тут же углубил поцелуй, сжал крепко пальцы на бёдрах.

— Мой король, — выдохнул Цинхуа ему в губы, потираясь задницей о его ногу.

Возбуждение накатывало мягкими волнами. Обычно у них было время на секс только ночью, потому что утром приходилось спешить по делам, и у них никогда не было ничего утреннего и практически неспешного. Такого, чтобы можно было отдаться неторопливым движениям.

Мобэй отстранился, чтобы прижать к его входу влажные пальцы. Он не торопился вставить их в Цинхуа, только втирал круги в кожу, иногда надавливая и проверяя, как Цинхуа реагирует.

Второй рукой он накрыл член Цинхуа и большим пальцем мягко массировал головку.

— Мобэй, — попросил Цинхуа.

Мобэй откликнулся тихим стоном и снова поцеловал Цинхуа. Одновременно с этим он надавил сильнее, проникая пальцами в Цинхуа. Мобэй втолкнул их до самых костяшек и согнул, вызвав у Цинхуа мелкую дрожь.

— Мобэй, — повторил Цинхуа и двинул бедрами.

Мобэй не ответил, продолжая медленно растягивать его. Цинхуа застонал и уткнулся лицом в подушку, не в силах ускорить Мобэя. Тот будто нарочно решил растянуть процесс, наслаждаясь каждым мгновением. Взял он Цинхуа только после того, как тот начал тихо умолять Мобэя об этом.

Мобэй вставил в него член и уложил на себя, заставив почти полностью откинуться на свою грудь. Перехватил поперек груди, удерживая на месте, и двигался сам, тягуче, медленно. У Цинхуа горело лицо, а ноги превратились в желе. Он мог только принимать ласки Мобэя, пока не кончил со всхлипом.

После этого Мобэй вышел из него и уложил на кровать. Цинхуа вжался лицом в подушку и приподнял бедра. Он почувствовал, как Мобэй оттянул в сторону ягодицу и погладил растянутое отверстие. Но трахать Цинхуа Мобэй не стал, только мазнул пару раз головкой между ягодиц. Он кончил Цинхуа на бедра, а потом лег сверху, целуя плечи.

Цинхуа думал, что после этого они поднимутся и наконец займутся делами, но они пролежали вместе еще полчаса. А потом Цинхуа попытался подняться, но Мобэй поймал его за бедра и уронил обратно в кровать. И сделал минет, крепко держа за руки и не дав возможности сопротивляться.

Вылезли они из кровати только ближе к обеду, когда Цинхуа взмолился о еде. Точнее, Цинхуа остался лежать, а Мобэй ушел, но вскоре вернулся с подносом, заваленным мясом, фруктами и сладостями. Цинхуа ел сам и кормил Мобэя с рук.

— Я отдал распоряжения о подготовке к свадьбе, — сказал Мобэй, принимая из пальцев Цинхуа кусочек дыни.

— Так скоро?

Цинхуа поежился. Мысль о том, что это не просто шутка, все еще пугала.

— Ты не хочешь, — уточнил Мобэй.

— Мой король! Конечно, хочу. Я не ожидал, что это будет так быстро.

— На приготовления уйдет как минимум несколько дней.

— А как отнеслись к этому твои подданные?

— Я должен был их спросить?

— Мой король разве не боится, что его брак не одобрят? — Цинхуа робко улыбнулся Мобэю.

— Мне все равно. Главное, что ты будешь моим.

Эта честность всегда поражала. Цинхуа улыбнулся шире.

— Ясно. Этот слуга может помочь?

— Нет. Лежи. Спи. Отдыхай. Я скажу, когда тебе приготовиться.

— Как прикажете, мой король.

Мобэй улыбнулся ему мягко и наклонился, оставляя на лбу нежный поцелуй.

Подготовка в итоге действительно заняла много времени — больше недели. Все это время Цинхуа только и делал, что валялся в постели, ел сладости и трахался с Мобэем, когда тот к нему приходил. Цинхуа начал писать новую книгу, делая это в неспешном темпе — его никто не торопил и не требовал продолжения ежедневно, поэтому Цинхуа мог работать над своими рукописями как захочется и сколько захочется. Цинхуа даже зачитывал некоторые куски Мобэю, когда они лежали вместе в обнимку. Мобэй мог бы прочитать и сам, но сказал, что ему нравится голос Цинхуа. Счастливая жизнь! Никакой работы и постоянных требований! Цинхуа оказался в раю.

Демоны во дворце постоянно суетились и таскали вещи, и Цинхуа пребывал то в блаженном спокойствии, то в нервном ожидании. Он не помнил, какая должна быть свадьба по демоническим обычаям. В голове остались смутные воспоминания — вроде, он описывал свадьбу Бинхэ и Хуалин. Но память у Цинхуа не позволяла вспомнить полностью описание, а всплывающие в голове детали… заставляли чувствовать смущение.

Поэтому оставалось только ждать заветного дня с замиранием сердца.

И все равно Цинхуа оказался не готов. Это как раз был день, когда он решил позволить себе поспать подольше, потому, когда к нему в спальню пришла прислуга, он все еще спал. Его разбудили мягкими прохладными прикосновениями гибкие и красивые демоницы в полупрозрачных нарядах. Они окружили его постель, пока Цинхуа пытался выбраться из одеял.

— Его Величество ждет, — сказала одна, с темными волосами и зелеными глазами.

Цинхуа сонно кивнул. Поверх его постели девушки разложили наряд из белоснежной ткани с голубым и золотым шитьем. Цинхуа угадал клановые узоры Мобэя.

Его самого подняли под руки и усадили на стул. Девушки кружили вокруг него, как заботливые тени. Ему вымыли голову, высушили волосы, расчесали и уложили их. Цинхуа не знал, как выглядит, но из-за веса заколок его голову чуть-чуть тянуло назад. Потом занялись его лицом. Подвели глаза черным и красным, и красным же — на его губы.

Ему помогли надеть его наряд, состоящий из струящейся шелковой ткани, а сверху накинули плотную накидку с воротником из белого меха. Цинхуа думал, что ему закроют чем-то лицо, вроде вуали, но его оставили открытым.

Кроме волос, ничего больше украшать не стали, не разрешили даже взять серьги, что Мобэй подарил Цинхуа, чтобы защищать его от холода.

— После этой ночи холод больше никогда не побеспокоит господина, — прошелестела одна из демониц, пока они шли по коридору из спальни.

Цинхуа забеспокоился, но быстро забыл ее слова, потому что они добрались до выхода из дворца. Крепость Мобэя простиралась во все стороны под землей, как бесконечный лабиринт, и Цинхуа за долгие годы служения Мобэю так и не смог обнаружить все выходы из нее, да и Мобэй чаще всего пользовался только главным входом.

Поэтому, когда они вышли на поверхность, Цинхуа не узнал местность. Вокруг простиралась снежная пустыня, и где-то на горизонте острыми черточками пронзали небо горы. И само небо. Цинхуа вдохнул морозный воздух, поднял голову и забыл, как дышать вообще. Он слышал о северном сиянии, читал о нем, видел фотографии. Но когда над ним оказалась громада неба, переливающегося разными цветами, Цинхуа ощутил, как в груди резко потяжелело от восторга.

— Для свадьбы специально была выбрана ночь небесных огней, — сообщили Цинхуа.

Он слабо, зачарованно кивнул. Его снова взяли под руки и повели, теперь еще и в окружении стражников, охранявших вход во дворец.

Снег хрустел под ногами, и Цинхуа было тревожно и жутко холодно. Он обернулся спросить, долго ли еще им добираться, и стражники тут же указали вперед. Цинхуа посмотрел и сдавленно охнул. Чем ближе они подходили, тем четче вырисовывались очертания. Их ждали сани. Устланные мягкими шкурами, чтобы в них можно было с комфортом устроиться, и запряженные белыми медведями.

Цинхуа никогда не видел до этого медведей, но подозревал, что земные животные были не в пример меньше этих громадных чудовищ. Белая шерсть мела снег, а клыки, выступающие из-под верхней губы, казалось, длиной были бы до локтя Цинхуа.

Стражники запрыгнули в сани и взялись за поводья, а самого Цинхуа девушки усадили на шкуры и сели рядом.

Они тронулись сначала медленно, а потом медведи разогнались, и сани летели над снегом плавно и быстро. Цинхуа широко раскрытыми глазами смотрел вперед, на надвигающиеся скалы, на огромное и сияющее небо. Воздух бил по лицу, и Цинхуа жадно его вдыхал, чувствуя волнение, возбуждение и страх от того, что ждало его этой ночью.

Ехали недолго. Горы, которые казались далекими, неожиданно нависли над ними, когда сани спустились вниз по возникшему склону. Впереди, влажно поблескивая, лежало темное озеро. Вокруг него горели огни и, Цинхуа подозревал, собрались демоны.

Их встречали. Демоны — низшие твари, не имеющие человеческого облика, и высшие лорды выстроились вместе в две колонны, образовывая проход, по которому должен был ехать Цинхуа. Он ежился под чужими взглядами — внимательными, жадными, подозрительными, презрительными. В голову пришла неожиданная мысль о том, что на свадьбу стоило позвать Цинцю. Тот бы зашелся от восторга, разглядывая северных чудовищ, столпившихся кругом.

Реальность приобретала пугающие масштабы. Цинхуа помнил, что прописывал все это — полчища демонов, несметная тьма подчиненных и подданных. Он видел по бумагам, которые помогал Мобэю вести. В конце-концов, Цинхуа знал, что Мобэй король. Он должен был заподозрить, что и свадьба будет королевских масштабов.

Но все равно его испугало то, сколько именно демонов собралось, чтобы чествовать своего короля и его нового супруга. Цинхуа запоздало задумался, а не разорвут ли его на части, не убьют ли только потому, что королю демонов не пристало путаться с человеком? Или то было лишь человеческое заблуждение, а самим демонам от такого союза тошно не становилось?

Все его сомнения и страхи развеялись, когда Цинхуа увидел Мобэя. Тот стоял у кромки озера, а демоны стояли полукругом на почтительном расстоянии рядом с ним. Он стоял в таких же бело-голубых одеждах и черные волосы струились по белому меху воротника. В волосах сияли прозрачные льдинки, опоясывая голову, как корона.

Грудь сдавило тяжестью, и Цинхуа приблизился несмело, протянул свою руку в ответ на протянутую руку Мобэя. От прикосновения сразу потянуло теплом, и холод отхлынул от Цинхуа, не ощущался вовсе.

— Шан Цинхуа, — тихо прошептал Мобэй.

— Мой король, — откликнулся Цинхуа.

Страх и беспокойство не отступили, но почему-то улеглись немного. Цинхуа дышал глубоко, а кожу изнутри будто покалывало иголочками. Он все смотрел на Мобэя, ослепительно красивого, будто бы сошедшего к нему с картины. Отблески огней играли на его светлой коже, а глаза горели, подсвеченные синим, как и метка на лбу. Цинхуа не выдержал, потянулся к ней, накрыл кончиками пальцев, и Мобэй судорожно вздохнул.

— Это будет долгая ночь, — произнес он. — Ты готов, Шан Цинхуа?

Собравшиеся демоны молчали внимали из разговору, готовые, наверное, броситься на Цинхуа за любое неверное слово, за оплошность, за нерешительность и слабость. Цинхуа поднял голову вверх.

— Я готов, мой король.

Мобэй слабо ему улыбнулся и, чуть поколебавшись, выпустил руку Цинхуа.

— Ты должен раздеться, — сказал он твердым голосом.

Цинхуа замер. В животе неприятно потянуло, и по всему телу поползла дрожь — и от внезапно накинувшегося с новой силой холода, и от слов Мобэя. Цинхуа торопливо, нервно выдохнул через нос и метнул несколько быстрых, суматошных взглядов в сторону демонов. Они обступили их и смотрели. Ждали. Под весом их тяжелых взглядов захотелось свернуться в клубок и спрятаться под одеяло или резко сбежать. Но с одной стороны были демоны, с другой вода ледяного озера.

Мобэй снова к нему прикоснулся, взял за плечо и чуть сжал. Цинхуа посмотрел ему в лицо и увидел беспокойство, нежное, теплое. А еще — страх. Страх, что Цинхуа снова сбежит, оставит его в один из самых важных дней в жизни, ведь так заведено, что его, холодного и угрюмого, все время бросают, поэтому не нужно надеяться на лучшее, не надо верить лживым обещаниям. Цинхуа зажмурился.

— Я замешкался, — пробормотал Цинхуа и открыл глаза. — Я ничего не знаю о ваших свадебных ритуалах. Так нужно?

Мобэй перестал беспокойно хмурить брови и кивнул.

— Так нужно.

Цинхуа сжал ладони в кулаки, а потом потянулся к поясу, чтобы развязать его. Он смотрел на Мобэя и все старался вспомнить, что же именно написал тогда про свадьбу Ло Бинхэ и Ша Хуалин. Это была единственная демоническая свадьба по всем обычаям, потому что Хуалин стала одной из главных жен Бинхэ, а значит, он немного с ней поделился силами. Не слишком щедро, потому что Цинхуа писал про главного героя, которого никто не может превзойти в силе, а значит, по законам жанра и его любимые женщины должны были быть слабыми ровно в той степени, чтобы постоянно попадать в неприятности и дожидаться спасения.

Пояс упал на снег. Служанки, сопровождающие Цинхуа, подхватили его, а потом и плащ, соскользнувший с плеч. Цинхуа замешкался, а потом быстро снял все остальное, разулся и ступил на снег. Тело прошило дрожью и Цинхуа задержал дыхание, чтобы сдержать вскрик. Обнаженные ступни будто кололо тысячью иголок, а он, несчастный, не мог никак согреться.

Мобэй потянулся и вытащил из волос Цинхуа заколки. Его вещи куда-то убрали, а демоны внезапно расступились, образовав широкий коридор. Демоницы подхватили его под руки и повели вперед. Цинхуа опустил голову, чтобы не видеть направленных на него внимательных взглядов, а щекам неожиданно стало горячо от прилившего к ним румянца. Цинхуа хотел закрыть лицо руками, но его, спотыкающегося и дрожащего, крепко держали и тянули за собой, заставляя неловко переставлять ноги.

Цинхуа поднял голову, когда демоницы остановились. Перед ним на снегу лежало какое-то животное, огромная, тяжело дышащая гора меха и когтей.

— В крови снежного дракона таится магия, — произнес Мобэй, тихо следовавший за Цинхуа.

Он положил ладонь на плечо Цинхуа, и холод стал чуть терпимее, Цинхуа смог вслушаться в тихие слова.

— Демоны возвысились, потому что они смогли обуздать свою сущность, подняться над звериным началом. Но чтобы войти в наш круг, человек должен родиться заново как зверь. Ты понимаешь, Цинхуа?

Цинхуа зажмурился. Сколько ночей он не спал, когда придумывал это? Что у него было в голове?

— Я понимаю, — ответил Цинхуа.

— Ты выдержишь?

Цинхуа смотрел перед собой. Зверь лежал вверх брюхом, и вокруг вспоротого живота белоснежная шерсть потемнела от крови. Он был настолько огромным, что в его чреве мог поместиться человек. Цинхуа замутило.

— Да, мой король.

— Тогда иди.

Мобэй толкнул его в спину, и первые два шага Цинхуа сделал уверенно, а потом чуть не запнулся об собственную ногу. Его поддержали чужие руки.

Цинхуа закрыл глаза и постарался не думать. Надо было сказать Мобэю, что он хочет простую человеческую свадьбу. Поклониться вместе с ним предкам (которые никогда не любили Цинхуа и остались в другом мире) и выпить вместе с ним вино.

Под ногой оказался мягкий мех, а на следующий шаг Цинхуа провалился в гладкое, горячее, живое, дышащее. Он замер, прежде чем ему на плечи надавили, толкнули вперед, а затем заставили лечь.

Цинхуа в голову пришло нелепое сравнение. Он видел в кулинарных видео, как мясо надрезают, чтобы впихнуть внутрь чеснок для остроты вкуса. Прямо сейчас его точно так же вдавили внутрь, но глубже, пока чужая плоть не обхватила плотно тело.

Цинхуа зажмурился и задержал дыхание. Гладкое мясо вокруг него было горячим и согревало, а в нос забился тошнотворный острый запах крови. Цинхуа не представлял, каким будет процесс того, что будет происходить дальше, но мысленно проклинал себя, чтение форумов в четыре утра и его мыслишки добавить демонам больше кровавых и бессмысленных ритуалов.

А потом его плеч что-то коснулось. Цинхуа подозревал, что руки, но в какой-то момент решил отключить мозг вообще. Не думать. Его не вытаскивали через отверстие между задними конечностями какого-то непонятного монстра. Почему Мобэй назвал это драконом? Какой нахуй дракон, надо показать Мобэю настоящих.

В какой-то момент Цинхуа показалось, что он застрял, и сразу же все его существо охватило паникой. Он почему-то забыл, что Мобэй бы, если что, мог раскроить монстра на части и достать Цинхуа. Вместо этого в мозгу билось тупое и отчаянное «я сдохну, застряв головой в вагине какой-то непонятной твари», а тело скрутило судорогой.

А потом его рванули вперед и Цинхуа жадно глотнул свежий морозный воздух. Все лицо залепило кровью, поэтому он боялся открыть глаза, только трепыхался, пока его тянули навстречу к холоду.

Если все дети рождаются так, то в каком ужасе они находятся все то время, пока их рожают?

Его, обессиленного и дрожащего, поставили на ноги и подхватили под руки, потому что сам стоять Цинхуа не мог. Заботливая рука протерла ему лицо, и Цинхуа смог разлепить глаза. Перед ним стоял Мобэй.

Весь покрытый кровью, Цинхуа какой-то задней частью ума отметил, что обнимать Мобэя нельзя, вся одежда будет испорчена. Прохладная ладонь легла на щеку Цинхуа.

— М-мой… к-король…

— Ты справился. — В глазах Мобэя было что-то непонятное, теплое.

Цинхуа не хотел думать об этом и анализировать, какие именно струны демонической души он задел, на что Мобэй так клюнул. Его выдернули опять в холод и он чувствовал себя беззащитным и промерзшим до костей. Больше всего на свете он хотел сейчас вымыться и лечь в теплую постель. И проспать двадцать часов. А потом поесть. И снова спать.

Вместо этого его повели вперед. Цинхуа переставлял онемевшие ноги, представляя себе кровать, мягкие одеяла, в которых он мог утонуть, и глаза закрывались сами по себе.

Цинхуа был готов отключиться. В какой-то момент его остановили, и Цинхуа напряг глаза, чтобы видеть Мобэя. Тот создал из воздуха осколок льда и резанул по своему запястью. Проворные демоны тут же поставили чашу, куда стекала кровь. Мобэй выждал немного, а потом накрыл рану ладонью и заморозил. Чашу он протянул Цинхуа.

— Пей.

Цинхуа чуть не упал, когда попытался повиноваться, и Мобэй сам взял его за подбородок и прижал чашу к губам. Цинхуа опустошил ее за несколько глотков — кровь была едва теплая и соленая на вкус. Горло как будто обожгло огнем, а по венам растеклось и пропало жидкое тепло.

— Теперь ты готов.

К чему? Цинхуа не знал. Он стоял, удерживаемый Мобэем. Если бы не он — Цинхуа бы рухнул прямо в снег, и все равно, что будет потом. Когда он смыкал веки, перед глазами вставала белая пелена.

Его снова куда-то повели, но на сей раз Мобэй шел рядом. Цинхуа не знал, сколько шагов он сделал, прежде чем они остановились. Потом был толчок в спину. Цинхуа пошатнулся, распахнул глаза и в следующее мгновение упал в ледяную воду озера. Дыхание вышибло из груди моментально, а тело пронзило болью, как от судороги.

Цинхуа было забился в воде, но понял, что конечности его не слушаются. Он глотнул совсем немного воздуха, буквально проталкивая его в легкие, и пошел ко дну.

Темные воды озера принимали его, как родного.

Цинхуа видел, как гаснет небо, освещенное северным сиянием, как его окутывает темнота, а чувство холода сменяется теплом. Он будто снова стал ребенком, которого заботливо качают на руках. Спокойно, тепло, хорошо. Никогда его так не нежили, никогда не ласкали.

Сладостная нега туманила разум. Наверное, он умирал? Но разве в холодной воде умирают так медленно?

Перед глазами стало совсем темно. В ушах тихо. Сердце попыталось выдать последний удар, но обессилело и не смогло. Цинхуа коснулся головой дна и замер.

А потом внутри что-то загорелось, жидким огнем пробегая по венам.

Цинхуа распахнул глаза и дернулся. Рванулся вверх, отталкиваясь ногами от дна. Вода под движениями рук расступалась, поддавалась. В голове шумело. Темнело перед глазами. Цинхуа, как мог, тянулся к жизни, к спасительному воздуху.

Он ощутил, как хватанул пустоту, дернулся выше и жадно, сипло вдохнул воздух. Он беспомощно плескался на одном месте, слепо оглядываясь, пока не смог обернуться к огням на берегу.

Было тепло. Цинхуа не чувствовал холода вовсе, и от этого, а еще от мысли, что он выжил, что-то внутри подстегивало его плыть быстрее.

На берегу его встречал Мобэй. Он стоял, напряженный, среди других демонов, и смотрел на Цинхуа так пристально, так беспокойно, что Цинхуа захотел немедленно его обнять.

Цинхуа прямо из воды бросился к нему на шею, и Мобэй поймал его, закутывая в плащ. Ткань липла к мокрой коже, а Мобэй крепко прижимал его к себе, будто потерял и долгие годы не мог найти.

— Мой король! — Цинхуа выдохнул ему эти слова прямо на ухо.

Мобэй тут же вздохнул и взял лицо Цинхуа в свои ладони. Погладил большими пальцами по щекам, а потом убрал налипшие на лицо пряди волос.

— Мой король, мне теперь не холодно, — прошептал Цинхуа.

— Я знаю, — ответил Мобэй наконец. — Ты испугался. Прости.

— Все в порядке, — Цинхуа положил ладони поверх рук Мобэя и гладил их. — Все хорошо.

Мобэй смотрел на него тревожно, не желая успокаиваться, и Цинхуа улыбнулся ему. Сонливость, которая напала на него из-за холода, ушла, и Цинхуа неожиданно ощутил себя бодрым.

— Тебе надо одеться. — Мобэй вздохнул. — Это еще не все.

— Одеться? — Цинхуа моргнул.

Ему хватало и плаща. И то, что он стоял босиком на снегу, пришло в голову с запозданием. Цинхуа было испугался, но даже фантомного ощущения холода не приходило. Он просто его не ощущал. И мог бы разгуливать теперь на морозе без одежды.

Цинхуа стало интересно, это только краткий эффект или он теперь никогда не будет бояться холода? И когда Мобэй подвел его к служанкам, которые держали одежду, неожиданно вспомнил, как одна из них сказала, что после этой ночи ему не придется беспокоиться о холоде. Значит, навсегда. Он заключил брак с ледяным демоном, тот провел ритуал и передал ему часть своих сил. Цинхуа пока не совсем осознавал это, но понимал, что вскоре почувствует и другие изменения, когда демоническая энергия полностью приспособится к новому телу и начнет сливаться с его энергией заклинателя. Цинъюань будет в шоке, если узнает.

Точнее, когда узнает. Наверняка они уже все обсудили побег Цинхуа, а Цинцю либо промолчал, либо сдал местоположение Цинхуа. Вряд ли Цингэ примчится с извинениями, но братец Цинъюань вполне мог отправить кого-то за Цинхуа.

— Цинхуа, — позвал его Мобэй, когда с одеждой было покончено. — Последнее.

Цинхуа поднял голову, чтобы посмотреть на него, и Мобэй прикоснулся пальцем к его лбу. Несколько мягких движений — и Мобэй убрал руку. На подушечках пальцев осталась голубая краска. Мобэй нарисовал ему демоническую метку. Символ своего клана.

— Теперь ты принадлежишь мне, — сказал Мобэй.

После этого их окружили демоны. Ведомые слугами, они шли через снега к разгоревшимся в пустыне кострам, к шатрам, которые, очевидно, успели разбить, пока Цинхуа проходил все положенные ему испытания. Цинхуа принюхался — пахло жареным мясом. Их завели в самый большой шатер, где усадили за круглый стол. Мобэй сел рядом с Цинхуа.

Весь вечер они пили и ели. Мобэй подкладывал ему кусочки мяса и наливал в чашечки крепкое вино. Цинхуа совсем быстро захмелел, осмелел, и через некоторое время обнаружил себя лежащим в объятиях Мобэя и поедающим фрукты из его рук. Цинхуа дразнился, и когда пальцы касались его губ, втягивал их в рот или облизывал кончиком языка. Мобэй тихо вздыхал.

Цинхуа чувствовал бедром, как твердеет член Мобэя, и тихо радовался тому, что может лишить его спокойствия, заставить желать яростно предаться страсти. Цинхуа подумал о том, хочет ли Мобэй трахнуть его прямо сейчас, на глазах других пирующих демонов. Уложить грудью на стол, задрать одежду и брать грубо и быстро, доказывая всем свою власть, доказывая, что Цинхуа принадлежит только ему.

Цинхуа потерся о подбородок Мобэя виском, провел рукой по бедру.

— Как долго мы будем пировать?

— Свадьбу празднуют несколько дней, — ответил Мобэй тихо. — Все пьют, едят, поют и веселятся.

Да, Цинхуа слышал пение, звуки незнакомых ему музыкальных инструментов.

— А брачная ночь?

Мобэй жадно вздохнул. Цинхуа тут же обвил его шею руками и прижался губами ко рту. Мобэй в ответ застонал, стиснул его крепче, а потом мотнул головой, разрывая поцелуй. Он подхватил Цинхуа под коленями и поднялся, держа на руках.

Демоны тут же подняли на них свои взгляды, а когда Мобэй решительным шагом покинул шатер — устремились следом.

— Они будут смотреть? — спросил Цинхуа, глядя на следующую за ними процессию.

— Они будут слушать.

Цинхуа вертел головой, глядя на демонов. Те собирались вокруг костров, танцевали, пили и пели. На фоне ярких огней мелькали полупрозрачные рукава, на снегу плясали тени. Наблюдать за этим было интересно, но еще интереснее было прижиматься губами к щеке Мобэя, его шее и сжимать зубами мягкую мочку уха. Мобэй едва заметно, но ощутимо вздрагивал, и Цинхуа с ужасом и восторгом думал о том, как сильно Мобэй сдерживается.

Он принес Цинхуа к другому шатру, небольшому, но стоящему в отдалении ото всех. Одной рукой отвел полог в сторону и шагнул внутрь. Демоны за ними не последовали, остались снаружи, и Цинхуа представил, как они окружают шатер плотным кольцом, чтобы послушать крики и стоны Цинхуа, убедиться, что брачную ночь провели по правилам.

От возбуждения у Цинхуа покалывало во всем теле, а член, полувозбужденный и чувствительный, терся о ткань, что доставляло мучительное удовольствие. Но Цинхуа хотел больше. Он хотел, чтобы Мобэй им обладал, чтобы брал его всю ночь, пока Цинхуа, обессиленный, не рухнет и не уснет.

Внутри было жарко от стоящих по углам шатра жаровен, а вместо кровати были расстелены мягкие шкуры. На них Мобэй и уложил Цинхуа, опустил мягко на спину, а сам стал перед Цинхуа на колени.

— Раздень меня, мой король, — попросил Цинхуа, разводя ноги в стороны.

Он так хотел Мобэя сейчас, так страстно желал ощутить внутри его член, твердый и, наверное, даже горячий, раз уж теперь Цинхуа не грозил никакой холод.

Мобэй повиновался мгновенно, стащил с Цинхуа большую часть одежды, оставляя его обнаженным. Скатал одежду и подсунул получившийся валик под поясницу Цинхуа, заставляя его еще сильнее поднять бедра, раскрыться навстречу Мобэю. Цинхуа утопал плечами в длинном мехе и весь горел от предвкушения.

Сам Мобэй раздевался невыносимо медленно. Развязал пояс, спустил с плеч рукава, обнажая гладкие, широкие плечи, грудь, плоский живот. Цинхуа изнывал, и когда Мобэй снял последнюю вещь и остался перед ним совсем голый и возбужденный, у Цинхуа от напряженного ожидания и предвкушения поджимались пальцы на ногах.

— Мой король, мой король, — позвал его Цинхуа. — Скорее, я так хочу тебя, так хочу…

Мобэй лег на него сверху и поцеловал со стоном. Он навалился так сильно, что Цинхуа почти задыхался, но еще упивался восторгом из-за этой тяжести. Его член терся между их животами, пока Мобэй тщательно вылизывал ему рот, а потом принялся кусаче целовать в шею.

Цинхуа превратился в оголенный нерв, всем своим существом желая, чтобы Мобэй взял его, присвоил себе, заставил забыть, кто он есть, чтобы Цинхуа мог только долго и протяжно кричать.

Мобэй гладил его бедра, и от каждого прикосновения Цинхуа прошибало возбужденной дрожью. Он заскулил, когда Мобэй выгнул его и закинул ногу Цинхуа себе на плечо. Мобэй не собирался долго его растягивать и подготавливать, только скользнул влажными пальцами внутрь, проверяя, насколько сильно растрахал его за эту неделю, развел их в сторону, покрутил и вытащил. Прижался головкой ко входу и надавил, проталкиваясь медленно и осторожно. У Цинхуа мгновенно пересохли губы и закружилась голова, и он потянулся к Мобэю, принялся целовать его, чтобы выразить так, как сильно он любит Мобэя, как сильно его хочет, пожалуйста, пожалуйста…

Мобэй брал его медленно, вставлял до самого конца, заставляя Цинхуа выгибаться и кричать от чувства наполненности, а потом практически полностью вытаскивал член, и тогда Цинхуа умолял его продолжить, потому что еще чуть-чуть, мой король. Они целовались и целовались, и у Цинхуа болели губы от этих поцелуев, а в перерывах Мобэй прижимался лбом ко лбу Цинхуа, и тогда Цинхуа держал его за плечи и бессвязно бормотал о любви.

Эта ночь была долгой, мучительно, сладко долгой, они трахались до изнеможения, пока у Цинхуа не заныло тело, пока оба не выбились из сил и взмокшие и абсолютно счастливые не улеглись рядом, чтобы заснуть.



Лю Цингэ решил начать свои поиски с подземного дворца Ло Бинхэ. Сам Шэнь Цинцю в итоге ничего не рассказал ему о демоне, к которому сбежал Цинхуа. Бинхэ, прибывший вместе с Цинцю, отказался говорить, а потом бросил высокомерно, что расскажет, но если Цингэ очень вежливо и почтительно об этом попросит. А Цингэ не был намерен унижаться перед ним.

В итоге сведений, особенно ценных, было мало. Шан Цинхуа сбежал к помощнику Ло Бинхэ, Мобэй-цзюню, ледяному демону. Логично, что если он управлял льдом, то искать его нужно было на севере. Но без точных указаний эти поиски могли превратиться в бесконечное блуждание по снежной пустыне.

Единственное, что Цингэ мог сделать, это проявить невероятное упорство и упрямство. Сначала он не собирался никакого Цинхуа искать, сам вернется в слезах, умоляя приютить его обратно. Но сначала с визитом к Цингэ пришел Цинъюань и очень долго и тихо рассказывал о том, что без Цинхуа Цинъюаню приходится очень тяжело, ведь тот вел все бумаги с их счетами, все записи их совещаний и заседаний. На следующий вечер заглянул Цинфан, который положил руку Цингэ на колено и глядя прямо в глаза. сказал, что ему нужны ученики для помощи в сборе трав, а раз уж так получилось, что Цингэ виноват в побеге Цинхуа и отказе учеников с Аньдин работать, то он, верно, не откажется отдать своих учеников. Цинци просто ворчала и скрипела зубами при встрече с Цингэ.

Цингэ сначала терпел, а потом не выдержал, быстро собрался и покинул Цанцюн. Он планировал найти Цинхуа и надавать ему по шее, а потом за шкирку притащить обратно в клан. Его злило, что потеря этого жалкого предателя так взволновала практически все пики. Будто они могли что-то потерять без Цинхуа?

Хотя, ученики тоже начали жаловаться, и Цингэ выяснил, что для большинства пиков готовили еду именно ученики Аньдин, чтобы другие не отвлекались от самосовершенствования. И сейчас его собственные ученики пытались постичь науку приготовления пищи и страдали, поглощая то недоваренную, то наоборот, сгоревшую кашу. Горячей воды тоже не было, и когда в ходе одной из тренировок обрушилась стена одного из общежитий учеников, никто не пришел даже для того, чтобы помочь убрать обломки, не говоря уже о починке.

Цингэ чувствовал злость и раздражение, а еще что-то непонятное, отчего осуждающие взгляды окружающих вызывали у него желание либо накричать в ответ, либо сбежать.

Первые несколько дней поисков ничего не дали, Демоны либо ничего не знали, либо бледнели при одном только имени Мобэй-цзюня и с огромной скоростью и проворностью улепетывали от Цингэ. Но Цингэ не привык сдаваться, а побои всегда приносили результат, так что в один момент ему улыбнулась удача, а мелко трясущийся демон рассказал, где именно в пустыне искать подземный дворец северного короля демонов.

Как оказалось, без подсказок Цингэ действительно этого места не нашел. Над землей возвышался только небольшой холм, в котором на первый взгляд невозможно было обнаружить никаких дверей. И только подлетев на мече поближе, Цингэ увидел спрятанную лестницу, ведущую куда-то вглубь холма, и двери, которые сторожили демоны. Привратники при виде заклинателя подняли оружие и нацелили его на Цингэ.

— Это дворец Мобэй-цзюня? — спросил Цингэ.

Демоны не ответили. Цингэ рассудил, что молчание — знак согласия, а если на тебя наставили оружие, то драки не избежать, поэтому спрыгнул на землю и взял в руки меч.

Победить их не составило труда, поэтому Цингэ быстро оставил их корчиться в снегу и решительно распахнул двери. Пятилетний опыт ежедневных атак на Ло Бинхэ и борьбы за тело Цинцю помогал, поэтому прорывался Цингэ вполне успешно. Коридоры были узкие, а демоны, если и попадались, либо сбегали, либо падали на землю, обменявшись с Цингэ едва ли десятком ударов. Так было, пока он не добрался до достаточно большого помещения — Цингэ попал в зал, в центр которого со всех сторон вели ступени. В каждой из стен виднелся проход в коридор, и Цингэ замешкался, пытаясь понять, в какую сторону ему продолжить путь. К счастью, эта проблема разрешилась сама по себе.

Мимо головы Цингэ пролетел ледяной осколок и впечатался в стену. А следом за ним из дверного проема напротив Цингэ в зал вышел демон, которого Цингэ видел уже несколько раз.

Этот демон шел позади Ло Бинхэ, когда тот напал на Цанцюн, этот демон помогал ему во всем, этот демон уже дрался с Цингэ, когда Цингэ хотел убить Цинхуа.

Он не показался Цингэ разговорчивым или дружелюбным, и судя по всему, не был настроен на разговор и сейчас. Поэтому Цингэ без лишних слов схватился за меч покрепче и, увернувшись от очередного ледяного осколка, бросился на Мобэй-цзюня.

Тот отразил удар возникшим из ниоткуда клинком изо льда и без лишних усилий отбросил Цингэ в сторону.

— Ты мешаешь, — сообщил он низким голосом.

Мобэй не двигался, когда сражался с Цингэ. Лезвия изо льда возникали в воздухе сами по себе, и вскоре Цингэ почувствовал, как одежду и открытые участки кожи постепенно начинает покрывать лед. А когда он в очередной раз отлетел в стену, он едва смог отскочить, потому что от стены к нему потянулись ледяные отростки.

Цингэ чувствовал, что демон не уступает по силам Бинхэ, и от этого злился. В мире было мало людей и демонов, которые могли бы сравниться с ним в силе. В другое время Цингэ бы порадовался сильному противнику, но не сейчас, когда это был демон с проклятой демонической кровью, не тогда, когда ему необходимо было найти Цинхуа и притащить за шиворот обратно на Цанцюн. К тому же, Цингэ помнил, как они сражались в прошлый раз, и тогда Мобэй-цзюнь был ощутимо слабее. Единственное, что не изменилось, так это непонятная ярость и злость, с которой Мобэй отбивал атаки.

И все же, несмотря на это, Цингэ не смог заставить его даже сдвинуться с места. Он нападал и прыгал, уворачивался и отскакивал, а Мобэй-цзюнь лишь поворачивал голову, чтобы найти Цингэ взглядом. Демоническая метка на лбу понемногу начинала разгораться синим цветом.

Если бы Цингэ смог вынудить его сдвинуться, возможно, он нашел бы слабое место демона, а пока его защита казалась идеальной. Единственным в проигрышной позиции в этом бою был сам Цингэ. Он начал выбиваться из сил и держался на злости, которая с каждой отбитой атакой разгоралась все ярче.

От первого лезвия он увернулся. А второе полетело в сторону Цингэ в тот же момент, когда в воздухе прозвенел удивленный крик:

— Лю-шиди!

И в то же мгновение Цингэ ощутил острую боль в плече. Он замер, зажимая рану рукой, и уставился на появившегося в еще одном проеме Цинхуа. Мобэй тоже лениво повернул к нему голову.

Цинхуа стоял на ледяном полу босиком. Распущенные волосы свободно падали на плечи, а нижние одежды были запахнуты так небрежно, что ткань соскользнула с одного плеча и абсолютно не скрывала голые ноги. На щеках и плечах Цинхуа блестело что-то золотое, как пыльца, а на запястьях красовались украшения. Цингэ же во все глаза уставился на шею Цинхуа, покрытую укусами и синяками, на такие же разукрашенные плечи и грудь.

— Лю-шиди! — Цинхуа, абсолютно не беспокоясь о демоне, прошлепал через весь зал к Цингэ с взволнованным видом. — Лю-шиди, что ты здесь делаешь?

Вблизи оказалось, что у Цинхуа подведены глаза, а в ушах блестели серьги. На щеках горел ровный румянец, который казался странным, потому что Лю Цингэ уже продрог от холода. Когда Цинхуа шел, его одежда распахнулась только сильнее, почти до самых бедер, голых, гладких. Цингэ бросил короткий взгляд на ноги Цинхуа и почувствовал, как на мгновение стало тяжело дышать. У колена красовались еще синяки — отчетливый отпечаток пальцев, а чуть выше — ровный след от укуса.

— Лю-шиди? — спросил Цинхуа, и Цингэ осознал, что все еще пялится на ноги.

Цингэ поднял глаза, стараясь не останавливать взгляд на каждом синяке, и уставился на закушенные губы Цинхуа. Они выглядели покрасневшими и опухшими, и Цингэ уже много раз это видел. Но сейчас он вдруг попытался представить, почему они такие. Что Цинхуа делал, чтобы его держали за ногу крепко? Отводя ее в сторону, чтобы сильнее раскрыть, чтобы Цинхуа выгнулся весь, подаваясь навстречу, чтобы закусил губу и тихо простонал…

— Мой король?

Цингэ очнулся и понял, что Мобэй подошел к ним совсем близко и смотрел на Цингэ с неодобрением и плохо скрываемой враждебностью.

— Что он забыл здесь? Он помешал нам, — ровно произнес Мобэй.

Это чуть отрезвило. Цингэ собрался с духом и с вызовом произнес:

— Цинхуа. Ты должен вернуться на Цанцюн.

Цингэ ожидал, что Цинхуа начнет возмущаться, спорить, обвинять Цингэ. Чего он не ожидал — так это того, что вперед выступит Мобэй-цзюнь.

— Мой муж останется здесь.

Цингэ открыл было рот, чтобы возмутиться, но закрыл его. Муж. Мобэй-цзюнь сказал это. Муж. М у ж. Шан Цинхуа не только спутался с демоном и предал своих братьев, он сыграл с ним свадьбу. Бросил их всех ради того, чтобы — Цингэ снова взглянул на изукрашенную синяками шею Цинхуа и заново переосмыслил их происхождение — чтобы лечь в постель с демоном. Все ради низменных удовольствий.

— Цинхуа вернется на пик Аньдин. Таково желание нашего шисюна. — Цингэ почти скрипнул зубами.

Мобэй его будто не услышал. Он повернулся к Цинхуа и нежно, бережно взял его за руку.

— Это он? — спросил Мобэй. — Это из-за него ты расстроился?

Цинхуа, который все это время беспокойно мялся на одном месте, понурил голову. Он выглядел слегка виноватым, но потом Цинхуа поднял голову и посмотрел на Цингэ. Что-то такое было в его взгляде… обида, возможно, гордость, но Цинхуа кивнул и ответил.

— Да. Лю-шиди сказал, что Цанцюн справится и без пика Аньдин, поэтому я и покинул его на время, чтобы наш лорд пика Байчжань смог насладиться жизнью без учеников с Аньдин и их бесполезной беготни.

— Понял, — ответил Мобэй.

Цингэ не успел осознать, что именно понял Мобэй, потому что в следующий миг демон сорвался с места и бросился к Цингэ. Цингэ едва успел вытащить меч, но Мобэй не стал атаковать, только схватил Цингэ за одежду и притянул ближе к себе.

— Не трогать нас месяц, — произнес Мобэй, а потом отпустил Цингэ и толкнул в грудь.

Цингэ сделал шаг назад и провалился во что-то темное, а в следующий миг обнаружил себя сидящим на траве. Цингэ покрутил головой, осматриваясь, и по пейзажу понял, что его выкинуло обратно на Цанцюн.

Его просто. Вышвырнули. Цингэ давно не ощущал себя таким слабым и бесполезным, наверное, с момента, когда сражался с Ло Бинхэ и раз за разом проигрывал ему в сражении. И таким обескураженным. Он уже раньше сталкивался с Мобэй-цзюнем в сражении, но тот не казался таким сильным и быстрым раньше.

И Цинхуа. Цингэ думал, что все будет просто — он схватит Цинхуа, перекинет его на плечо и вернет на Цанцюн. Но теперь Цингэ вернулся к самому началу. Цинхуа все еще торчал в замке демона, с которым… за которого… Цингэ уставился перед собой, вспоминая, в каком виде узрел Цинхуа, и щекам стало слегка горячо.

Чтобы сбросить наваждение, Цингэ решил, что до своего пика будет добираться пешком. Он встал и отряхнулся от травы. Хотя пейзаж казался знакомым, Цингэ был абсолютно уверен, что именно на этом пике он либо никогда не бывал, либо бывал, но очень редко, значит, это был не Цюндин, не Цяньцао, не Цинцзин и не Сяньшу.

На пике было тихо, и Цингэ заподозрил, что попал к аскетам, но вскоре поднялся на очередной пригорок и увидел вдалеке здания. Между ними сновали ученики в небесно-голубых одеждах. Цвета Аньдин.

Наверное, это было иронично — что Мобэй закинул его на пик к Цинхуа. Хотя с другой стороны… раньше бы Лю Цингэ обошел Аньдин стороной, потому что не видел нужды здесь появляться. Но теперь он чувствовал смесь эмоций — растерянность, злость, раздражение. Что такого Цинхуа сделал своим ученикам, что они простили его предательство? Позволили ему снова уйти и поддержали даже, будто не знали, что Цинхуа все эти годы помогал демонам, шпионил для них.

Цингэ вскочил на меч и домчался до зданий за несколько мгновений. Он спрыгнул на землю, спугнув пару учеников, а когда выпрямился и огляделся, заметил нацеленные на него враждебные взгляды.

— Лю-шишу, — вперед выступил один из мальчиков, с не очень красивым, но чистым и опрятным лицом. — Этот ученик приветствует вас. Нашего шицзуня сейчас нет на пике, поэтому, если шишу что-то необходимо, ему придется дождаться возвращения мастера Шана.

Цингэ не ответил. Он разглядывал этих детей, которые выстроились перед ним — четверых юношей и одну девушку с решительными лицами.

— Почему вы его защищаете? — спросил Цингэ.

Дети растерялись. Что-то дрогнуло на их лицах, и они неловко переглянулись, прежде чем снова уставиться на Цингэ.

— Он же шпионил для демонов. И прямо сейчас бросил вас, чтобы сбежать к ним. Почему вы его защищаете? Разве не лучше выбрать другого мастера?

— Не лучше! — это произнесла девушка. — Шицзунь хороший! Он никогда не делал нам ничего плохого, защищал и помогал во всем. Никто не знает и не понимает этого, но если бы не мы, то на Цанцюн никогда не было бы порядка! Шицзунь показал нам это. Стоило только нам отказаться работать, как все начали суетиться.

Цингэ поразился такому напору. Он выгнул одну бровь и оглядел остальных учеников. Те, нахмурившись, смотрели в ответ.

— Если у шишу есть вопросы, он может обратиться к Юэ-шибо, — упрямо произнес первый мальчик.

— Хорошо, — согласился Цингэ.

Он прошел мимо учеников, сопровождавших его тяжелыми взглядами. Когда Цингэ поднялся в воздух, они, казалось, все так же осуждающе смотрели вслед.

Цингэ решил воспользоваться советом, поэтому направил меч в сторону Цюндин. Следовало рассказать про Цинхуа Цинъюаню, чтобы тот понял, что их брат не изменился, остался предателем, да еще и связал свою жизнь с демоном.

Цинъюань, когда Цингэ вошел к нему в комнату, даже не поднял головы. Он сидел в окружении свитков, с зажатой в руке кистью, а на лице отражались такие муки, что Цингэ на мгновение замешкался.

— Шисюн?

— Лю-шиди? — Цинъюань будто очнулся. — Ты вернулся? Ты нашел шиди Шана?

— Нашел, — ответил Цингэ.

— Он не захотел вернуться? Ты извинился перед ним? — Юэ Цинъюань скорбно изломил брови.

— Я… — начал было Цингэ, а потом признался. — Его демон вышвырнул меня.

— Его демон? — Выражение лица Цинъюаня из скорбного превратилось в непонимающее. — О нет. Лю-шиди, не говори, что вы подрались.

— Не я начал драку первым.

— Лю-шиди! Я же много раз предупреждал на собраниях. Прежде чем атаковать демонов, необходимо узнать, враждебны они к нам или нет. — Цинъюань вздохнул.

— А откуда мне знать? Мы не заключали никаких союзов с этим Мобэй-цзюнем.

— Зато мы заручились поддержкой Ло Бинхэ. — Цинъюань покачал головой. — А он его подчиненный. К тому же… — Цинъюань безрадостно уставился на разложенные перед ним свитки. — Я стал разбираться с документами с пика Аньдин. И выяснил, что демоны Мобэй-цзюня помогают нам с поставками, а иногда и поставляют некоторые товары. Помнишь, Му-шиди рассердился из-за редких трав? Их выращивают в Царстве демонов.

Лю Цингэ растерялся. Не это он ожидал услышать.

— И давно они с нами сотрудничают?

— Если верить записям, то несколько месяцев. Но я подозреваю, что это длится давно. И демоны часто оказывали поддержку нам, а если точнее, нашему шиди. Это заставляет задуматься.

Юэ Цинъюань выглядел обеспокоенным, но одновременно бесконечно уставшим, как будто не отдыхал несколько дней.

— Лю-шиди, — произнес он мягко. — Я понимаю, ты слышал это не только от меня, но смири свою гордость. Нужно извиниться перед шиди Шаном. Он никогда не задумывал ничего против пика, а его работа безупречна. И если он по каким-то причинам предпочел на время встать на сторону демонов, я верю, тому была причина. Он не корыстен, в его натуре нет ничего подлого. Наш шиди не предатель, он просто запутался. А возможно, понимал больше нас и смог увидеть в демонах и хорошую сторону.

— Он вышел замуж за Мобэй-цзюня, — прервал его Лю Цингэ.

Цинъюань открыл рот и застыл.

— Мобэй-цзюнь сказал мне, что я тревожу его мужа, а потом вышвырнул меня из своего дворца, — добавил Лю Цингэ.

Цинъюань медленно закрыл глаза, так болезненно нахмурившись, что брови почти сошлись вместе.

— И сказал не трогать их еще месяц.

— Лю-шиди… — Вздох Цинъюаня был похож на шелест ветра. — Ты должен извиниться.



Шан Цинхуа ошарашенно смотрел на то место, где только что стоял Лю Цингэ, не в силах вымолвить ни слова. Мобэй просто вышвырнул его из замка. Одного из самых прославленных и сильных заклинателей в мире. Выкинул.

Колени слегка подогнулись от этого осознания. Хотя Цинхуа и без того он стоял нетвердо. Когда Цингэ ворвался в замок, Цинхуа и Мобэй собирались потрахаться. Изысканно, замысловато, долго и нежно. Цинхуа нашел красивые и летящие одежды, похожие на пеньюар, нанес косметику и надел украшения. Он собирался изображать красивую и любимую наложницу, которая будет ублажать своего прекрасного и сурового повелителя.

Цинхуа как раз накануне рассказал Мобэю про существование секс-игрушек, тот заинтересовался и молниеносно раздобыл набор того, что могло им пригодиться. Мобэя особенно заинтересовали анальные бусины. Он сначала удивленно вертел их в руках, а потом спросил, это украшение или что? Цинхуа, кое-как опираясь на свои знания из интернета, объяснил их предназначение, и взгляд Мобэя стал таким заинтересованным, что у Цинхуа в паху потяжелело.

Мобэй как раз его медленно растягивал и трахал пальцами, пропихивая осторожно в него по одной бусине, когда до них добежал слуга с донесением, что на замок напали.

Цинхуа, лежавший на животе и обнимавший подушку, разочарованно застонал. Мобэй поцеловал его в шею и пообещал, что скоро вернется, а пока нужно подождать. Он ушел, а Цинхуа перевернулся на спину и потрогал вход пальцами. Он чувствовал приятную заполненность, от которой накатывало томное, ленивое возбуждение. Цинхуа покружил кончиками пальцев по коже, а затем нащупал цепочку и оставшиеся снаружи бусины. Закусил губу, зажмурился и постарался расслабиться. Бусина, которую он держал, была скользкая, когда Цинхуа изловчился и прижал ее тесно к колечку мышц, он сначала решил, что протолкнуть ее не удастся. Но бусина легко вошла внутрь, а у Цинхуа задрожали руки.

Он медленно нащупал оставшиеся шарики. Четыре бусины.

Оставалась одна, когда Цинхуа, во-первых, подумал, что Мобэй задерживается, а во-вторых, услышал стук в дверь. Цинхуа перевернулся на спину, поправил одежду и встретился взглядом с торчавшим в дверном проеме слугой. Тот то ли стыдливо, то ли подобострастно пялился в пол.

— Что такое?

— Господин сражается, — ответил демон.

Цинхуа заволновался.

— Он проигрывает? Кто напал? Мобэй ранен?

— Нет. Заклинатель, — проскрипел демон снова. — Но господин сражается в церемониальном зале. Если господин сильно повредит стены, может обвалиться целый подземный уровень.

Такой уровень тревоги Цинхуа понимал. Он представил, сколько потребуется денег на ремонт, скольких демонов придется привлечь, поэтому с кровати сорвался прямо так, не накидывая ничего сверху.

А в зале с Мобэем сражался Лю Цингэ. Цинхуа, конечно, сразу же влез между ними, а потом уже, под ошарашенным взглядом Цингэ, осознал, как выглядит. Вспомнил, что внутри него цепочка из бусин, которая приятно давила на стенки мышц, но недостаточно, чтобы не было желания ощутить в себе твердый член.

Цинхуа казалось, что у него от стыда сгорели и лицо, и плечи, и шея. Цингэ смотрел на него так, будто открыл для себя что-то новое, неизведанное, пугающее. Возможно, судя по его лицу, он познавал что-то, отчего в будущем переменит все свои взгляды и принципы, а в настоящем заимел стояк.

И вот Мобэй выкинул Цингэ из замка.

Цинхуа остался стоять, как стоял, босиком и в распахнутых одеждах. Мобэй медленно подошел к нему.

— Этот…

— Лю Цингэ, — подсказал ему Цинхуа.

— Он обижает тебя? — Мобэй нахмурился.

— Да, — легкомысленно ответил Цинхуа, но тут же понял, что сделал что-то неправильное, потому что Мобэя этот ответ не удовлетворил.

— Мой король?

Мобэй помрачнел лицом и поджал губы. А Цинхуа принялся лихорадочно размышлять, в чем может быть причина. Давалось это сложно, потому что все мысли были сосредоточены на той сладкой истоме, которая переполняла все тело, но Цинхуа очень старался.

Возможно, Мобэя не устраивало, что кто-то причиняет неудобства Цинхуа? Но тогда бы Мобэй выглядел бы раздраженным, но сразу бы дал Цинхуа понять, что он на его стороне. Обнял бы, сказал, что не даст больше в обиду. Нет, причина была в другом. Цинхуа еще никогда не приходилось анализировать ситуацию в таком ускоренном режиме. И тут помог сам Мобэй, который с тем же мрачным лицом поинтересовался:

— Это тот же заклинатель, перед которым ты стоял на коленях? Который искал Шэнь Цинцю?

И тут у Цинхуа в голове щелкнуло. Он вспомнил, как к ним ворвался Цингэ в поисках Шэнь Цинцю, который, как выяснилось позднее, был в это время в плену у Тяньлан-цзюня. Цинхуа тогда старался держаться в стороне от этой затянувшейся драмы, а появление взбешенного Цингэ, который при виде мерзкого предателя хотел рвать и метать, довело его до паники. Мобэй спас его тогда, а потом ходил мрачнее тучи и смягчился только спустя пару дней. Цинхуа тогда не понял, в чем причина. Решил, что Мобэй боится потерять ценного шпиона, хотя какая в Цинхуа вообще польза. Но Цинхуа вообще тогда многого не понимал, потому что забыл вообще обо всех демонических обычаях. То есть, он помнил, но не применял к себе.

И теперь стало яснее. Мобэй, чтобы флиртовать, пытался бить Цинхуа. А Цинхуа однажды сказал, что мужчина, чтобы понравиться другому, должен быть жалким. И что же увидел тогда Мобэй? Цинхуа, который стоял на коленях перед Цингэ, готовым его прибить. И о чем подумал?

Мобэй? Ревнует?

Последнее он произнес вслух и тут же устремил обеспокоенный взгляд на Мобэя. Мобэй потемнел лицом.

— Я… ты мой, — сказал он сдавленно. — Мне нужно знать.

Цинхуа почувствовал себя растроганным. У него даже в носу защипало. А потом окатило жаркой волной. Как Мобэй мог вообще ревновать Цинхуа? Будто мог Цинхуа обращать внимание хоть на кого-то после того, как впервые увидел Мобэя?

— Мой король, — прошептал Цинхуа. — Лю-шиди… я думаю, Лю-шиди не имел в виду ничего такого. К тому же, — Цинхуа встал совсем близко к Мобэю, — сердце этого скромного слуги принадлежит его королю.

Как впрочем, и весь Цинхуа. Мобэй чуть расслабился, а Цинхуа взял его за запястья и положил его руки себе на поясницу. Мобэй притянул Цинхуа к себе так, чтобы он мог лечь щекою Мобэю на грудь, а потом задрал наверх ткань и сжал ладонями ягодицы. Цинхуа послушно выгнулся, отставляя задницу назад, пока Мобэй гладил его. Он нащупал пальцами последнюю бусину, оставшуюся снаружи, и Цинхуа услышал шумный вздох.

— Мобэй, — прошептал Цинхуа. — Разве могу я любить кого-то, кроме тебя?

Вместо ответа Мобэй подхватил его на руки — Цинхуа только успел схватиться за его шею — и понес в спальню.

Он уложил его бережно на кровать, и Цинхуа сразу весь обмяк, прогибаясь под движениями чужих ладоней, под влажными и быстрыми поцелуями. Мобэй огладил вход пальцами, а потом протолкнул их внутрь, и Цинхуа всего тряхнуло. Он и не думал, что так сильно возбужден, что так сильно хочет Мобэя. Ноги сами разъехались в стороны, когда Мобэй начал вытаскивать бусины из него. Цинхуа дрожал и вскрикивал, пока те по одной покидали его тело. Мобэй не торопился, будто наслаждался его стонами.

Цинхуа почувствовал себя опустошенным, когда Мобэй закончил. Он открыл глаза, разомкнув слипшиеся от ресниц, чтобы рассмотреть лицо Мобэя, и в это же время Мобэй подтащил Цинхуа к себе. Он уложил его так, что лопатками Цинхуа упирался в кровать, а бедра оказались высоко задраны. Мобэй толкнулся внутрь, и Цинхуа тут же забыл обо всем на свете, кроме пьянящего, чистого удовольствия. Он словно взмывал выше и выше, пока полет не достиг своего пика — Цинхуа вскрикнул и кончил, а Мобэй все двигался, держа его за бедра, и Цинхуа мог только обессиленно стонать.

Потом они целовались и целовались, и Цинхуа собирался рассказать Мобэю о том, как он его любит, а затем показать это и доказать.



Лю Цингэ осознал все свои ошибки, познал все грани боли и смирил гордыню через две недели. К этому моменту большинство лордов уже знали о том, как успешно Цинхуа женился. Цинцю воспринял это со смехом, но в то же мгновение смутился, перестал хохотать и закрылся веером. Цинци выругалась и ругалась еще несколько часов, а вот ученицы, между которыми распространилась эта весть, восприняли новость неожиданно оживленно. Цинфан только хмыкнул, а потом неожиданно напал на Цингэ с пылкой речью. Мол, раз у тебя хватает времени болтать, может, пойдешь и поболтаешь с нашим братом? Передай Мобэй-цзюню, что мне нужны их цветы. И еще тот целебный мох. О, и если у них начался сезон охоты, то Цинфану просто необходимы когти одного зверя, потому что в них содержится яд, который при соединении его с некоторыми травами давал чудесный обезболивающий эффект…

Цингэ предпочел от такого энтузиазма сбежать. Возможно, Цинфан просто от усталости начинал светиться нездоровым энтузиазмом, а возможно, это его организм от недосыпа решил, что надо отдать последние силы. Цинфан бегал между пиков, решая возникающие проблемы, а в перерывах рассказывал о том, что предусмотрительно заготовил лекарств побольше, ведь если Цинхуа не вернется, им придется тяжело, ха-ха. Не он один испытывал трудности. Дамы с Сяньшу потеряли надежду на то, что им вернут комфортные условия существования, поэтому с удвоенными силами принялись за тренировки. Некоторые, правда, пытались пойти другим путем. До Цингэ донеслись слухи о паре историй об отчаянных девушках, которые пытались пустить в ход свое очарование и уговорить учеников с Аньдин помочь им на пике с горячей водой и прочим. Когда Цинци их поймала в первый раз, она сильно наказала девушек, а во второй раз чуть ли сама не пошла просить учеников Цинхуа сжалиться над ними. Цингэ не знал, правда это или нет, но не мог представить себе Цинци, которая о чем-то просила.

Хотя, чем дальше все заходило, тем больше Цингэ начинал в это верить. Его ученики, безбашенные и дурные, сначала силой попытались заставить адептов Аньдин работать, но неожиданно получили нагоняй от главы Цанцюн, Юэ Цинъюаня, и притихли. Цингэ попытался заставить их самих починить все разрушенное, но неожиданно столкнулся с препятствиями. Его ученики, которые стройными рядами шли в битву, превращались в стадо перепуганных овец, едва дело доходило до ремонта. Они либо бестолково толклись на одном месте, беспомощно вопрошая о том, что им делать, либо пытались заняться ремонтом, а потом в процессе только доламывали уцелевшее. Ни крики, ни угрозы не помогали. Цингэ не представлял, как Цинхуа умудрялся организовывать своих учеников так, что повреждения они устраняли быстро, не мешкая и не суетясь, а их работа была незаметной.

Между полностью разрушенным пиком и гордостью Цингэ, помучившись, решил выбрать уютную жизнь и наступил на горло самому себе. В Царство демонов он решил отправиться под покровом ночи. Во-первых, чтобы его не увидел никто, а во-вторых, чтобы добраться к утру.

Тактику он выбрал совсем новую. Когда показался дворец Мобэй-цзюня, Цингэ спустился на землю и оставшееся расстояние прошел пешком, чтобы его успели заметить и предупредить, возможно, о визите.

Цингэ не хотел больше заставать Цинхуа и Мобэя за тем, что он застал в прошлый раз. После этого Цингэ увидел несколько снов, содержание которых вызывало у него множество вопросов к себе. В любом случае, видеть Цинхуа он хотел лишь в одежде.

Перед дверьми ждали стражники. Цингэ посмотрел на них и громко объявил, что он пришел увидеть Шан Цинхуа. Сначала ничего не происходило, а затем один демон отмер и скрылся внутри дворца. Ждать пришлось недолго — он вернулся не один, а с еще одним демоном. Тот, шаркая кривыми ногами и постоянно кланяясь, будто заваливаясь вперед, повел Цингэ за собой.

— Господин ждет вас, — прошамкал он между делом.

Цингэ напрягся. Его вели к Мобэю? Цингэ боялся, что с ним поговорить нормально не получится, а дело снова закончится дракой. Но сомнения были лишними. В комнате, куда привели Цингэ, был только Цинхуа.

Выглядел он приличнее. Одежда закрывала руки до запястий, а горло — до подбородка. Оставались распущенными только волосы, в которых блестели вплетенные украшения. Цинхуа сидел за столом и что-то писал, а сбоку от него высилась стопка свитков.

— Лю-шиди! — Цинхуа при виде Цингэ улыбнулся.

И это пугало. Раньше Цинхуа мялся, опускал взгляд и торопился сбежать, будто и правда стыдился всех обвинений, которые на него сыпались. А сейчас он практически сиял.

— Мне сообщили о твоем прибытии, — сказал Цинхуа. — Я распорядился приготовить чай.

— Так значит, — Цингэ осмотрелся. — Ты теперь всем здесь заправляешь?

— Ну… нет. — Цинхуа чуть померк в своем сиянии. — Я всегда помогаю Мобэю с бумагами… но я никогда не претендовал на что-то другое…

Цингэ продолжал стоять. Первый слуга исчез, но появился второй демон, который принес чайник с чаем и чашки.

— Лю-шиди? — Цинхуа мрачнел с каждым мгновением. — Может, присядешь?

— Шан-шисюн. — Слова давались Цингэ с трудом. — Я пришел… чтобы… извиниться.

Цинхуа, который поднял чайник, чуть не грохнул его об стол. У него вытянулось лицо, а руки задрожали, и он поспешно спрятал их на коленях.

— Лю…

— Ты был прав, — перебил его Цингэ, торопившийся высказаться поскорее, пока у него хватало на это сил. — Твой пик не бесполезный. И ты не бесполезный. То, что ты связался с демонами… я не могу этого принять, но ты нужен на Цанцюн. Ты нужен нам всем. Мы не справляемся.

Цингэ закончил говорить. Он ощущал себя так, будто тренировался несколько часов без передышки — выдохшимся. Цинхуа продолжал смотреть на него расширенными глазами, а потом вздрогнул и уронил лицо в ладони.

— Цинхуа?

— Прости, — сдавленно пробормотал Цинхуа, а потом убрал руки. — Я не ожидал.

— Ты не думал, что я извинюсь? — дерзко переспросил Цингэ. — Я не настолько упертый! И могу признавать ошибки!

— Я верю, Лю-шиди! Я не думал, что все придет в настолько плачевное состояние!

— Плачевное? — Цингэ решил последовать совету и все же сел.

Цинхуа тут же подхватил чайник и наполнил их чашки.

— Да я… я планировал вернуться. Жить с Мобэем очень хорошо, но мне нравится мой пик, мои ученики. Мне нравится помогать Юэ-шисюну. Но оказалось, без меня все буквально рушится, — Цинхуа хохотнул. — Все-таки, чтобы подорвать чью-то мощь, надо первым делом лишить врага снабжения.

— О чем ты говоришь?

— Письма! — Цинхуа взмахнул руками. — Наши почтенные братья и сестры написали письма, в которых слезно умоляли меня вернуться. Так что, мы с Мобэем все обсудили, и я уже хотел возвращаться.

— То есть, ты не ждал моих извинений? — спросил Цингэ слегка растерянно.

Цинхуа неловко поправил волосы, переплел между собой пальцы и уставился на них.

— Я не думал, что у Лю-шиди хватит сил признать свою неправоту. Иногда я даже думал, может, Лю-шиди и прав, говоря о моей бесполезности. Но я надеялся, что это случится, что мое отсутствие покажет, как много я делаю, поможет понять, что я не бестолковый и ленивый.

— Я это понял, — ответил Цингэ. — Думаю, если бы не ты и твои ученики, мои ученики давно бы стерли Байчжань в пыль.

Цинхуа на это неловко улыбнулся.

— Лю-шиди стоит умерить пыл своих учеников.

— Они не поддаются никакому влиянию, — ответил Цингэ. — Я уже пробовал. Цинцю советовал. Не помогает.

— А спросить совета у других братьев? Конечно, советы Цинцю не помогают, его ученики как дети, столпившиеся вокруг своей матери. Лю-шиди стоит поспрашивать не только одного Цинцю.

— Думаешь?

Цинхуа кивнул.

Они немного посидели в тишине. Цингэ неожиданно ощутил спокойствие. Это было так странно — сидеть в дворце демонов, напротив человека, которого он считал предателем и трусом, и слушать его мягкие и добрые советы. Раньше бы Цингэ от них отмахнулся, как от назойливой мухи. Но сейчас было что-то другое. Что-то изменилось. Цингэ неожиданно подумал о том, что когда Цинхуа не суетится и не бегает вокруг, в нем проглядывает что-то спокойное и уверенное.

Наверное, именно это что-то и заставляло его учеников слушаться. Может, поэтому Цинхуа и был способен справиться с тысячей дел, которые возникали на Цанцюн ежеминутно. Что-то, что Цингэ не замечал, пока Цинхуа не решил все показательно бросить.

Цингэ бы никогда об этом не сказал, но ему вдруг захотелось посоветовать Цинхуа — верь в себя и свои силы, отстаивай свои принципы. Слова завертелись на языке, но так и остались невысказанными. Ведь, в конце концов, Цинхуа все же за себя боролся и старался показать, что он важен. И вместо этого Цингэ сказал:

— Тогда мы возвращаемся?

И Цинхуа ответил:

— Да.