Из всех знакомых Чуе несносных, эгоистичных, самовлюблённых мудаков, безусловно, самым несносным, эгоистичным и самовлюблённым был Осаму Дазай. Согласно личному рейтингу мудаков от Чуи Накахары ― и не то чтобы Чуя специально вёл какие-то идиотские рейтинги, ― Дазай обосновался на почётном первом месте давно, уверенно и надёжно. Так же, как и в голове Чуи. В голове и… прочих местах.

И именно с этим человеком Чуя спал. Хорошо, спал и немного общался. Ладно, если смотреть правде в глаза: именно с этим человеком Чуя встречался уже два грёбаных года, и ничто не предвещало, что в ближайшем, отдалённом или каком угодно будущем они расстанутся.

По крайней мере, Чуе бы этого не хотелось.

Разве что иногда.

Вот сейчас, например.

Сейчас Чуе очень сильно хотелось послать Дазая куда подальше, а ещё сильнее ― врезать так, чтобы раз и навсегда отбить желание предлагать то, что он предложил.

― Это что ещё за хрень? ― Чуя даже зажмурился, надеясь, что ему показалось.

Открыв глаза, он понял, что надеялся зря.

― Ни за что не поверю в твои внезапные проблемы со зрением. ― Дазай уселся в кресло и закинул ногу на ногу.

― Зато я в твои проблемы с головой очень даже поверю. ― Чуя развернулся на каблуках и скрестил руки на груди. ― Как это понимать?

― Можешь понимать как есть ― как подарок, ― невозмутимо предложил Дазай. ― И способ совместить приятное с полезным.

― Что ты, блядь, несёшь? ― процедил Чуя.

― Ты уже почти два года на постоянной основе трахаешь мне мозги. ― Дазай смахнул с лацкана пиджака несуществующие пылинки. ― Я подумал, что пришло время разбавить нашу столь однообразную сексуальную жизнь. К тому же, уверен, я заслуживаю некоторой, ― он пощёлкал пальцами, будто подбирая формулировку, ― моральной компенсации.

― Хватит! ― рявкнул Чуя, не выдержав.

Дазай замолчал и уставился на него ― насмешливо, цепко и провокационно. Так он смотрел на Чую почти всегда ― за исключением моментов, когда они трахались. Тогда во взгляде Дазая главенствовала похоть.

Чуя понял, что их отношения рискуют бесславно закончиться прямо сейчас ― потому что сложно поддерживать отношения с трупом. Бывают, конечно, эстеты, но Чуя к их категории себя не относил.

Не относил он себя и к категории любителей переодеться в женское шмотье. А именно это ему Дазай и предлагал.

Чуя покосился на кровать. «Подарок» Дазая лежал на ней ― во всей своей вызывающей чёрно-красной красе. Кроваво-алые камелии расцветали на чёрном шёлке, осыпались лепестками на подол и необъяснимым образом притягивали взгляд. Кимоно было красивым, безупречным, очевидно, очень дорогим.

И.

Оно было женским.

― Дазай. ― Чуя адресовал ему убийственный взгляд. ― Ты охуел? Я не стану это надевать.

― Почему? ― Дазай во вполне натуральном удивлении вскинул брови. ― Оно тебе очень пойдёт. Я долго его искал и если бы не нашёл то, что хотел, выбрал бы другой подарок.

― Какая грёбаная честь, охренеть можно. ― Чуя выпрямился и вздёрнул подбородок. ― Может, мне ещё и шлюхой для тебя прикинуться?

Дазай прищурился и плавно поднялся с кресла. В его взгляде плескались веселье, желание и вызов ― Чуя не мог понять, чего там больше, но чувствовал, что просто так Дазай от своего не отступится.

― Вообще-то, ― Дазай медленно приблизился к нему и остановился, почти касаясь телом тела, ― это было второй моей просьбой ― в дополнение к кимоно. Я не успел её озвучить, но ты всегда был умницей и сам обо всём догадался. ― Он взял Чую за подбородок, невесомо поцеловал в губы и дразняще шепнул: ― Поиграешь со мной, Чуя?

Чуя уставился на него, открыв рот от негодования. Внутри вскипала смешанная со смущением злость и… ещё что-то. Какое-то неясное, щекочущее чувство, едва слышный, почти неразличимый внутренний голосок, который тихо, но упрямо твердил: «а может, и правда стоит попробовать?».

― Дазай. ― Чуя попытался вложить в свой тон максимум убедительности. ― Я не стану этого делать. То, чего ты просишь, для меня, ― он запнулся и покачал головой, ― уже за рамками.

― Серьёзно? Ты действительно считаешь, что в этом уместны какие-то рамки? ― Дазай отпустил его, и Чуя испытал острое, совершенно несвоевременное разочарование: он любил, когда Дазай касался его, любил касаться его сам и всё время тянулся к нему. С Дазаем он превратился в какого-то тактильного маньяка и постоянно скучал по его теплу ― теплу тела, дыхания и рук.

― В чём ― в этом? ― спросил он, глядя на Дазая снизу вверх.

― В сексе, ― ответил Дазай, и его взгляд обжёг Чую, как обжигает кожу раскалённый на солнце песок. Сперва почти больно ― а потом тепло распространяется по всему телу, согревая и распаляя изнутри. Взгляд Дазая будил в нём одномоментно щемящую нежность и самые низменные инстинкты. Чуя не отдавал себе отчёта в том, как это у него получается, но всякий раз, стоило им остаться наедине, Дазай смотрел на него так, что Чуя чувствовал себя самым желанным и важным для него человеком.

Хоть и знал, что на самом деле это не так.

― Так что, Чуя? ― Дазай провёл пальцами по его щеке, и Чуя, вынырнув из своих мыслей, понял, что от него ожидают ответа.

― Я считаю, что рамки должны быть во всём, ― отрезал он из чистого упрямства, пусть и отлично понимал, что имеет в виду Дазай.

― Ты так не считаешь, ― обличающе улыбнулся Дазай и, подцепив пальцем чокер на его шее, подтянул к себе. Потёрся губами о губы и произнёс, глядя ему в глаза: ― Я ненавижу правила, Чуя. И в сексе, как по мне, допустимо только одно ― никаких правил.

― Но я не хочу этого, ― проговорил Чуя, понимая, что не способен убедить даже себя.

Дазай растянул губы в подобии улыбки и поцеловал его ― глубоко, страстно и возбуждающе, с целью распалить, а не просто в очередной раз показать, насколько хорошо осведомлён о потребностях Чуи.

― Ты уверен? ― жарко выдохнул он, и Чую окончательно повело. ― Хорошо, я не буду настаивать. Я подожду, пока ты придёшь ко мне с этим сам.

― Я не приду, ― упрямо возразил Чуя и прикрыл глаза, когда Дазай привлёк его к себе и начал целовать в шею. Они не виделись несколько дней, но Чуе казалось ― целую вечность, и сейчас, наслаждаясь теплом и прикосновениями, он почти готов был уступить.

― Посмотрим. ― Дазай усмехнулся, потянул с его плеч рубашку, и Чуя вообще перестал о чём-либо думать.



― Нас видел кто-нибудь? ― Чуя развязал галстук и бросил его в кресло.

― Уверен, что нет. ― Дазай снял пиджак и с наслаждением потянулся. ― Им было не до нас, там такой фейерверк. Мори, конечно, сам себя превзошёл, я даже пожалел немного, что тебе именно в этот момент приспичило свалить.

― Ну, ― Чуя приблизился к нему и притянул к себе за ремень брюк, ― я могу устроить тебе фейерверк хоть сейчас, хочешь?

Дазай ухмыльнулся и положил руки ему на задницу. Потёрся бёдрами, поцеловал за ухом и шепнул:

― Глупый вопрос, Чуя, конечно, я хочу. Фейерверк я тебе и сам устрою, если наденешь кимоно, м?

― Блядь! ― выругался Чуя и оттолкнул его от себя. ― Не начинай, а?

Дазай посмотрел на него испытующе и задумчиво. Помолчал, а потом спросил:

― В чем твоя проблема?

― У меня нет никаких проблем, ― огрызнулся Чуя, развернулся и отошёл к зеркалу. Со злостью рванул верхние пуговицы на рубашке, едва не выдрав их с мясом, сцепил зубы, чтобы не ляпнуть лишнего, и начал возиться с манжетами.

Эта тема начинала не на шутку бесить.

― И именно поэтому ты так реагируешь на обычную просьбу, ― философски заметил Дазай ему в спину.

― Обычную просьбу? ― Чуя перехватил его взгляд в зеркале. ― Ты предлагаешь мне напялить женское кимоно и сыграть для тебя шлюху из борделя.

― И что в этом такого? ― Дазай медленно приподнял бровь. ― У тебя комплексы?

― О, господи! ― Чуя закатил глаза и рубанул рукой по воздуху. ― Никогда не думал, что буду разговаривать с тобой о чём-то подобном. Нет! ― Он вновь посмотрел на Дазая через зеркало. ― У меня нет никаких комплексов.

― Тогда что? ― Дазай ослабил галстук и аккуратно закатал рукава рубашки. ― Боишься, что если уступишь мне, потеряешь преимущество в борьбе, которую сам себе выдумал? Боишься, что я перестану тебя после этого уважать? Боишься показать слабость? Боишься узнать о себе то, что тебе не понравится? Чего ты боишься, Чуя? Ответь мне, и я развею твои сомнения.

Чуя медленно и, как он надеялся, неслышно выдохнул. Слова Дазая попали в точку ― все вместе и каждое по отдельности. Он действительно боялся ― и потерять уважение, и дать слабину, и того, что ему понравится, тоже боялся, хоть и сам не мог объяснить, почему.

Но сильнее всего он боялся показать Дазаю то, что всё это время стремился скрыть.

Чувства. Их было слишком много, порой они перехлёстывали через край, и в такие моменты Чуя настолько сильно боялся проговориться, что скрывался за ширмой намеренной, ненужной грубости, о чём потом неизменно жалел. Дазай никогда на него не обижался ― но наверняка лишь потому, что и так догадывался обо всём.

― Я не хочу, ― сказал Чуя, не глядя на него. ― Можешь думать что угодно, но это не комплексы и не заёбы. Я просто не готов к подобным, ― он осёкся, ― экспериментам. И вряд ли когда-нибудь буду готов.

― Ты же понимаешь, что я могу получить всё, что мне нужно, в другом месте, если захочу? ― спросил Дазай после паузы.

Чуя задохнулся от обиды и ярости. В затылок будто воткнулась тысяча игл, перед глазами встала красная пелена, и несколько секунд он не мог сказать ни слова ― просто стоял и невидящим взглядом пялился на себя в зеркало, пытаясь выровнять дыхание. Слова Дазая не укладывались в голове ― Чуя привык считать его безоговорочно своим, и одна только мысль о том, что он может быть с кем-то другим, причиняла почти физическую боль.

― Чуя? Тебе есть, что сказать?

Голос Дазая вывел его из ступора. Чуя перехватил его взгляд и, едва сдерживаясь, прошипел сквозь зубы:

― Вали. Хоть сейчас. Ты мне в верности не клялся, как и я тебе. Только когда вздумаешь вернуться, не забудь провериться. Не хочу заразиться какой-нибудь херней после твоих шлюх.

Он зажмурился и упёрся кулаком в стену рядом с зеркалом ― сердце колотилось как сумасшедшее, в глаза словно насыпали песка, скулы горели от злости. Чуя проклял своё слишком живое воображение, которое моментально подкинуло до неприличия яркую картинку того, чем и как Дазай может заниматься не с ним.

Он закусил губу, сдерживая поток ругательств, ― и в этот момент на его талию легли горячие ладони. Чуя дёрнулся, уходя от прикосновения, но Дазай обнял его со спины, прижал к своей груди и прошипел в ухо:

― А знаешь, в чем моя проблема, Чуя?

― Мне плевать, отпусти меня, ― рявкнул Чуя, пытаясь оторвать от себя его руки, но Дазай держал крепко ― и тело, вопреки воплям разума о гордости, однозначно реагировало на его близость.

Чуя всегда хотел Дазая, но такого ― жестокого, настоящего, одномоментно близкого и недоступного, ― хотел до безумия сильно.

― Мне никто не нужен. Я задолбался, Чуя, правда, но я никого, кроме тебя, не хочу, ― сказал Дазай, разбираясь с пуговицами на его рубашке. Вытащил полы из-за пояса, расстегнул на нём брюки и, приспустив их с бёдер вместе с бельём, начал ласкать рукой его стремительно твердеющий член.

― Отвали, ― прорычал Чуя. Скорее для проформы двинул ему локтем по рёбрам, откинул голову на плечо и закрыл глаза.

― Понимаешь, Чуя, проблема в том, что меня переклинило именно на тебе. И не то чтобы мне это не нравилось. ― Дазай оставил на его шее несколько горящих засосов, сдёрнул рубашку с плеч и задвигал рукой жёстче и резче, продолжая шептать в самое ухо: ― Ты такой красивый и охуенный, но, чтоб тебя, Чуя, как же с тобой тяжело. Ты устраиваешь меня во всём, и это мягко сказано, но мне хочется, чтобы ты выкинул из головы все свои грёбаные заморочки и просто расслабился. Мне никто больше не нужен, Чуя. Был бы нужен ― меня бы сейчас здесь не было, пойми ты это, наконец.

Чуя, проклиная себя за слабость, уткнулся лицом в его шею, пытаясь не стонать слишком откровенно, но сдержаться было нелегко ― Дазай знал его как облупленного, и то, что нужно делать с его телом, тоже отлично знал. Чуя всегда был невероятно чувствительным, и Дазай доказал ему, что это плюс, а не минус, планомерно и целенаправленно вытаскивая наружу всё, чего Чуя о себе не знал, без надежды выбраться затягивая в свой мир, где не было места рамкам и правилам. В последнее время Чуя всё чаще задумывался о том, что Дазай намеренно привязывал его к себе, но зачем ему это нужно, понять не мог. И в такие моменты, как сейчас, когда Дазай был целиком и полностью сосредоточен на нём, Чуе было всё равно.

― Я хочу именно тебя, ― почти прорычал Дазай ему на ухо, сильнее сжимая пальцы на члене. ― И именно тебя я хочу в этом чертовом кимоно. Никого больше. Я себе все руки стёр, представляя тебя в нём, я уверен, что именно ты сможешь дать мне то, что мне нужно. Я хочу, чтобы именно ты сыграл со мной в эту игру. Ты, Чуя. Никто больше.

― Ублюдок, мудак, ненавижу тебя! ― Чуя закинул руку ему на шею и вцепился пальцами в волосы. Выгнулся, втираясь задницей в каменно-твёрдый член, чувствуя себя таким истосковавшимся по Дазаю, как будто они не трахались вечность. ― Ты нихрена от меня не добьёшься, вали куда хочешь, давай, вперёд!

― Я никуда не пойду, и ты это знаешь, ― хрипло, почти угрожающе произнес Дазай, отдрачивая ему одной рукой, а второй мёртвой хваткой вцепившись в бедро. Чуя повернул голову, посмотрел ему в глаза через зеркало, и понял, что готов кончить от одной этой картины. От яркого контраста между собой ― полуобнаженным, растрёпанным, возбужденным до предела, ― и полностью одетым Дазаем, который, как и всегда, вёл его за собой, подчинял своей воле и делал это так, что у Чуи не было ни сил, ни желания сопротивляться или возражать.

― Давай, Чуя. ― Дазай жёстко улыбнулся. Перехватил его взгляд и облизал ухо, широко и неаккуратно. ― Ты такой красивый, когда кончаешь, хочу посмотреть на тебя, ну же.

― Какой же ты мудак, ― выдохнул Чуя и кончил, залив спермой его руку и собственную одежду.

Дазай усмехнулся. Резко, так, что Чую мотнуло, развернул к себе за плечо и поцеловал ― многообещающе, с очевидным голодом, крепко удерживая за волосы и не позволяя перехватить инициативу. Подтянул на нём брюки, небрежно застегнул, запахнул рубашку и разорвал поцелуй в тот самый момент, когда Чуя начал возиться с его ремнём. Добраться до обнажённой кожи хотелось невыносимо сильно. За неделю, на протяжении которой они не виделись, Чуя безумно соскучился и спасался только мыслью о том, что этой ночью натрахается вдоволь ― как и всегда после разлуки.

Но Дазай, вопреки собственному однозначному возбуждению, отстранился и отступил от него.

Чуя подался следом, не желая выпускать его из рук, но Дазай вывернулся и окончательно разорвал контакт.

― Что за… ― Чуя непонимающе уставился на него. Его всё ещё вело и пошатывало после оргазма, и он обессиленно присел на подлокотник стоявшего рядом кресла.

― М? ― Дазай поправил сбившуюся набок рубашку и засунул галстук в карман брюк. На Чую он не смотрел.

А вот Чуя пялился на него как на привидение. Чутье подсказывало, что натрахаться этой ночью у него получится разве что с самим собой ― и это совершенно не укладывалось в голове.

Прежде Дазай никогда не отказывал ему в близости.

― Что-то я устал. Джетлаг, перелёт, все дела. Чокнусь скоро с этими командировками. Поеду домой, надо отоспаться, ― как ни в чём не бывало заявил Дазай и надел пиджак.

― В смысле… Ты сейчас просто соберёшься и уйдёшь? ― Чуя неверяще ухмыльнулся. ― Дазай. Ты серьёзно?

― Сон ― это очень серьёзно, Чуя, ― без тени улыбки ответил Дазай и, подойдя к нему, целомудренно чмокнул в щёку.

Чуя охренел ещё сильнее и ухватил его за запястье.

― Дазай, мать твою!

― Да, солнце? ― отозвался тот, но его взгляд заставил Чую нахмуриться.

― Что, блядь, всё это значит? ― веско спросил он, злясь. ― Ты меня динамишь?

― Ты только что кончил от моих рук, ― напомнил Дазай, глядя на него вызывающе и насмешливо. ― Вряд ли это можно так назвать.

― Не прикидывайся. ― Чуя крепче сжал его запястье. ― Я неделю кончал от своей руки, мне этого мало. Я хочу тебя.

Дазай чуть склонил голову, разглядывая его столь пристально, будто пытался найти в его внешности изъян. Чуя на мгновение даже подумал, что у него что-то не так с лицом ― хотя, мать твою, у него сейчас, наверное, всё не так с лицом!

― Скажи, Чуя. ― Дазай приблизился и наклонился к нему, обжигая горячим дыханием губы― Я хоть раз отказывал тебе в постели? Хоть в чём-то?

Чуя открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но понял, что кроме как «нет» ему сказать нечего. Дазай всегда шёл навстречу, никогда не отвергал, если Чуя хотел побыть вместе, и бросал ради него свои дела, если их можно было бросить.

― Нет, ― ответил Чуя после паузы. ― Ни разу. Но я никогда не требовал от тебя напялить женские шмотки и прикинуться шлюхой.

― В том и дело, солнце, ― шепнул Дазай, прихватывая губами его губы. ― Не стать. Прикинуться. Для нашего совместного удовольствия. Я не знаю, какие заморочки мешают тебе это сделать, но хочу предоставить тебе возможность разобраться с ними самому.

― Обламывая меня?

Дазай отстранился и ухмыльнулся.

― И себя тоже, ― напомнил он, но Чуя отлично понимал, что тут к чему.

Это, мать его, ультиматум. И сдавать позиций Дазай не собирался.

― Полчаса назад ты сказал, что можешь получить то, что хочешь, где угодно, ― язвительно напомнил Чуя.

― И потом, как ты помнишь, я сказал, что никуда идти не собираюсь. Извини, если задел тебя, но ты и сам знаешь, что я говорил не всерьёз. ― Дазай мягко улыбнулся и взял его за руку, массируя пальцем центр ладони. Чуя, чтоб его, обожал, когда Дазай так делал. ― Чуя. Я пришёл со своей просьбой к тебе. Не к кому-то другому. К тебе. Если бы мне было всё равно, ты и не узнал бы ни о чём, потому что я предвидел твою реакцию.

― А если ты этого от меня не получишь? ― Чуя высвободил руку.

Дазай на мгновение отвёл взгляд.

― Я всегда получаю то, чего хочу, ― сказал он уверенно. ― И я готов ждать столько, сколько потребуется. Сейчас в тебе говорит упрямство, и, знал бы ты, как я это люблю. ― Он улыбнулся и выпрямился. ― Так что, как я уже сказал, я дам тебе столько времени, сколько нужно, чтобы договориться со своими моральными принципами.

Чуя не поверил своим ушам.

― Дазай. ― Он прикрыл глаза и покачал головой. ― Ты ведь не серьёзно сейчас.

― Я предельно серьёзен, солнце, ― ровно сказал Дазай. ― Я могу очень долго ждать.

― А с чего ты взял, что я не смогу получить то, чего ты мне не даёшь, где-то на стороне? ― процедил Чуя, окончательно убедившись, что на этом поле тягаться с ним бессмысленно.

Дазай склонил голову к плечу и медленно улыбнулся.

― Потому что ты любишь меня, ― ответил он, и Чую бросило в жар, как воришку, застуканного на месте преступления. Они никогда не говорили о чувствах, и Чуя даже представить не мог, что, озвученные Дазаем, они окажутся такими… очевидными. Это было сказано так просто, так легко, как нечто само собой разумеющееся, и Чуя невольно задумался о том, как давно Дазай знает обо всём.

По всему выходило ― давно.

Возможно даже раньше, чем сам Чуя это понял. В конце концов, со стороны виднее.

Он нервно сглотнул, почувствовал, что краснеет, и порадовался полумраку, царящему в комнате.

― Довольно самоуверенное заявление, ― выдавил он хрипло.

― О да, ещё бы! ― Дазай ухмыльнулся и, сунув руки в карманы брюк, направился ко входной двери. ― Ты можешь сколько угодно утверждать, что это неправда, но факты говорят сами за себя. И, Чуя, ― он остановился на пороге, обернулся и вновь улыбнулся, ослепительно и победоносно, ― ты просто очарователен, когда краснеешь от смущения.

Дверь захлопнулась, оставив Чую в одиночестве.

Он понял, что всё это время практически не дышал, и обессиленно сполз в кресло.

― Твою мать! ― громко и с чувством выругался он.

Похоже, Дазай просто не оставил ему выбора.



Чуя глубоко вдохнул, взял в руки телефон ― пальцы почему-то подрагивали ― и набрал сообщение:

«Я согласен. Сегодня в восемь вечера. И лучше тебе не опаздывать»

Он отбил вторым сообщением адрес, положил телефон на тумбочку и уставился на себя в зеркало.

Аккуратно подведенные карандашом глаза казались чужими. И слишком яркими ― особенно на фоне угольно-чёрных, на удивление длинных и густых ресниц. Чуя решил обойтись без пудры, но скулы подкрасил румянами, а губы ― ярко-красной помадой, от чего те сразу стали казаться более пухлыми, чем есть. Надпись на тюбике с помадой гласила «стойкая», и Чуя нервно усмехнулся, подумав о том, что сегодня ей предстоит весьма пристрастный тест-драйв.

Он оценивающе оглядел себя и пришел к выводу, что Дазай должен отъехать крышей от одного только взгляда на него. Впрочем, после нескольких часов, потраченных на ролики в интернете и сопутствующие им попытки нормально нанести макияж, он точно прибьет Дазая, если тот вдруг не проникнется. Но это, на взгляд Чуи, было маловероятным ― безо всякого преуменьшения, сейчас он выглядел настолько сексапильно, что сам бы себя трахнул.

Чуя откинул с плеча собранные в низкий хвост волосы и поправил в штанах начавший вставать член. Провёл пальцами вдоль ключицы, сжал твёрдый сосок и понял, что возбудился.

Дазаю пиздец.

Телефон на тумбочке звякнул.

«Принято. Я буду», ― гласила смс.

Чуя разозлился. Дазай вёл себя так, как будто они не о сексе договаривались, а решали типичный рабочий вопрос.

― Ну ладно, козлина, посмотрим, кто кого.

Чуя отвернулся от зеркала и уставился на аккуратно разложенное на кровати кимоно. Оно необъяснимым образом притягивало взгляд, Чуя толком не понимал, чем именно, но в безупречном вкусе Дазаю отказать не мог.

Он медленно разделся ― полностью. Сложил вещи, подошёл к кровати и, взяв в руки кимоно, накинул его на плечи. Никакого нижнего белья, ни обычного, ни традиционного, он, естественно, надевать не стал. Ткань мягко скользнула по голой коже, и у Чуи вдруг перехватило дыхание, стоило только представить, как Дазай будет его раздевать.

Или не будет, предоставив эту миссию самому Чуе. В конце концов, если он собрался играть по всем правилам, то не станет церемониться. Шлюх не раздевают.

С другой стороны, Чуя был абсолютно уверен в том, что Дазай, в какие бы игры они ни играли, никогда не причинит ему боль и не унизит в постели, если только сам Чуя этого не захочет. Дазай всегда превосходно чувствовал его настроение и всегда ― всегда ― давал то, чего ему хотелось. Именно поэтому Чуя и согласился на всю эту хрень с кимоно ― потому что Дазай никогда ему не отказывал. Это, по крайней мере, было справедливо, хоть Чуе и претила мысль о том, чтобы прикинуться шлюхой по его прихоти.

Претила ― и волновала. Чуя не мог однозначно истолковать собственные чувства, но от осознания, что придётся покориться Дазаю и выполнять все его прихоти, сладко тянуло в паху и бросало в жар. Он никогда не замечал за собой потребности в подчинении, скорее наоборот ― ему нравилось, что в постели они с Дазаем на равных. В обычной жизни, на виду у всех, они могли вести себя как угодно иначе ― подъебывать, намеренно задевать, перебрасываться колкостями, посылать куда подальше и демонстративно на дух не переносить, причем, делали это так мастерски, что, похоже, верили даже Мори и Коё. Об их с Дазаем отношениях не знал никто, и Чуя готов был на многое, чтобы так оно продолжалось и дальше.

Но за закрытыми дверями спальни, равно как и просто наедине, они становились другими людьми ― они становились самими собой, и Чуя спокойно дал бы руку на отсечение, что в такие моменты важнее его потребностей для Дазая не было ничего.

Чуя запахнул полы кимоно, завязал пояс и обернулся к зеркалу.

Собственный вид его потряс. Он не был вызывающим или порочным, но соблазнял и притягивал так, что не отвести взгляд. Чуя шагнул к зеркалу, облизнул яркие губы, поправил кимоно и понял, что хочет трахаться. Нет, не так ― он хотел, чтобы Дазай его трахнул, и хотел этого так же сильно, как в первые месяцы отношений. Он всегда безоговорочно хотел Дазая, но со временем это чувство из неудержимого, сводящего с ума вожделения переросло в нечто гораздо большее ― в желание обладать, присвоить себе, потребность не отпускать и всегда быть рядом. Жизненную необходимость. Чуя знал, что этими отношениями подписал себе приговор, что влюбился, как дурак, и никогда не рассчитывал на ответные чувства. Хотел ― да, безусловно. Но он слишком хорошо понимал, что Дазай ― не из тех, кто в кого-то влюбляется.

Он бросил взгляд на мерно тикающие в полной тишине стенные часы. До восьми оставалось пятнадцать минут. В последний раз осмотрел себя и удовлетворённо кивнул ― с подготовкой было закончено.

Чуя не стал звать Дазая домой ― почему-то это казалось неправильным. Вернее, не так ― неуместным. Переться в квартал красных фонарей, конечно, тоже было не вариантом, поэтому Чуя предпочёл компромисс ― снял квартиру, которая, в его понимании, вполне соответствовала образу жилища профессиональной жрицы любви: огромная кровать, тяжёлые портьеры, минимум лишней мебели и ванная, в которой можно устраивать заплыв.

Не запирая дверь изнутри, Чуя забрался на расстеленную кровать и уселся на пятки. Вновь посмотрел на часы ― до прихода Дазая оставалось семь минут. Чуя был уверен, что он не опоздает и не станет делать предупреждающих звонков. Дазай всегда приходил и брал то, что считает своим, без предупреждения и лишних вопросов.

Сердце почему-то колотилось как сумасшедшее ― Чуя волновался так, как не волновался в первый их раз. Тогда они тоже договорились встретиться, чтобы заняться сексом ― после спонтанного, жадного и, что там говорить, ожидаемого поцелуя на адреналине от успешного боя, который так же ожидаемо перерос в не менее спонтанный взаимный минет. Даже сейчас, почти два года спустя, Чуе было немного стыдно, что он так позорно быстро кончил тогда. Или минет в исполнении Дазая оказался настолько крышесносным, или Чуя давно и неосознаваемо сильно хотел его. Скорее всего, второе ― не на ровном же месте его угораздило практически сразу втрескаться.

Ручка входной двери медленно опустилась вниз. Щёлкнул замок.

Чуя вздрогнул и вынырнул из своих мыслей.

Дверь бесшумно отворилась. Дазай вошёл в квартиру и, будто не замечая его, запер замок изнутри. Скинул ботинки у входа, поставил на высокую тумбу бутылку чего-то явно алкогольного и, всё так же не глядя на Чую, тихо сказал:

― Привет.

― Привет, ― так же тихо отозвался Чуя, во все глаза уставившись на букет алых камелий, который Дазай аккуратно пристроил рядом с бутылкой. ― Ты притащил мне цветы?

― Мне показалось, они будут в тему, ― ответил Дазай с улыбкой, и Чуя не нашёлся, что ему возразить.

Дазай, не торопясь и будто тоже собираясь с духом, снял плащ, повесил его в шкаф, повернулся, сделал несколько шагов к кровати и остановился как вкопанный.

Чуя не шелохнулся ― так и продолжал сидеть на краю постели, поджав ноги и ощущая себя на удивление беззащитным без слоёв одежды, которую обычно носил. Сейчас на нём было только шёлковое кимоно и ровным счётом ничего под ним.

Как и хотел Дазай.

― Охренеть, ― восхищённо выдохнул Дазай, жадно рассматривая его. ― Просто охренеть.

Чуя повёл плечами ― под откровенно оценивающим взглядом стало неловко. Угомонившееся было сердце вновь пустилось вскачь. Он отвернулся и вновь посмотрел на Дазая только когда тот приблизился к кровати ― для этого пришлось задрать голову. Дазай всегда был высоким, как чёртова каланча, но почему-то именно сейчас Чуя остро ощутил разницу в габаритах между ними. И дело было вовсе не в росте.

Это всё грёбаное кимоно, чтоб Дазая черти драли. Чуя пока не придумал, как именно, но он обязательно отыграется. В ближайшее время.

― Ты восхитителен. ― Дазай взял его за подбородок и провёл пальцем по нижней губе. Чуя подавил порыв уйти от прикосновения, напомнил себе, что помада стойкая, и приоткрыл губы, показывая готовность покориться. Эта мысль прокатилась горячей волной по спине и стекла вниз, добавляя уже имевшемуся возбуждению градуса.

Чуя сглотнул и слегка улыбнулся.

― Меня ждёшь? ― чуть растягивая слова, спросил Дазай, не отнимая руки от его лица.

Чуя подавил порыв привычно огрызнуться и кивнул, опустив тяжелые от туши ресницы.

― Можешь ответить, ― разрешил Дазай, переместив руку на его шею и поглаживая большим пальцем под кадыком.

Чуя прикрыл глаза, наслаждаясь ласковым прикосновением, и ответил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

― Да.

― Неверный ответ. ― Дазай усмехнулся и сжал пальцы на его горле ― не слишком сильно, но недвусмысленно показывая неудовольствие.

Чуя непонимающе взглянул на него.

― Да ― кто? ― Дазай на мгновение стиснул пальцы чуть крепче и вскинул бровь в ожидании.

Чуя понял, что сейчас ему врежет. Потом вспомнил, что сам на это согласился. Потом подумал, что если соберется и уйдёт, то Дазай не будет ему мешать. Но…

Чуя понял, что не хочет уходить. Что хочет довести начатое до конца. Что хочет, чёрт бы всё побрал, кончить под Дазаем столько раз, сколько тот позволит, и доказать, что лучше, чем с ним, Дазаю никогда и ни с кем не будет.

― Да… господин, ― выдавил он, запнувшись, и Дазай удовлетворённо кивнул.

― В следующий раз, когда я задам вопрос, соображай быстрее, ― с отчётливой приказной ноткой в голосе сказал он, убирая руку от горла Чуи.

― Хорошо. ― Чуя сглотнул. ― Я должен обращаться на «вы»?

Его неудержимо затягивала эта игра.

― Можно на «ты», ― благосклонно разрешил Дазай и коснулся его, отодвигая в сторону ткань. Кимоно легко соскользнуло с плеча, оголив его. Дазай на мгновение остановился, рассматривая Чую так, будто видел впервые, а потом наклонился, упёрся кулаком в кровать и прижался губами к шее. Пощекотал языком кожу в месте, где тяжело и быстро бился пульс, прошёлся поцелуями по плечу, обхватил губами твёрдый сосок и облизал его. Чуя застонал и запрокинул голову, колени неконтролируемо разъехались в стороны, ткань соскользнула, открывая тело.

Твою мать, как же он хотел трахаться.

Дазай усмехнулся и провёл ладонями по внутренней стороне его бёдер, надавил, заставив Чую ещё шире раздвинуть ноги.

― Ты так течёшь от меня, детка? ― Он потянул за конец пояса, и тот легко развязался. Полы кимоно распахнулись, и Дазай окинул Чую таким взглядом, будто хотел его сожрать.

― Ты красивый. Это редкость среди тех, кто ко мне приходит, ― выдохнул Чуя, глядя ему в глаза. У него стояло так, будто они уже трахались, а ведь они ещё толком друг друга не коснулись ни разу.

― Это крайне лестно. ― Дазай с нажимом провёл ладонью по твёрдому, как камень, члену Чуи. ― Но, как ты понимаешь, я здесь не ради твоего удовольствия.

Он отстранился и поправил на Чуе кимоно ― пояс не стал завязывать, только накинул обратно на плечи и запахнул полы, создавая иллюзию преграды между ними.

Чуя заставил себя выплыть из томного марева горячечной похоти и потянулся к поясу его брюк. Они оба быстро вживались в свои роли, и всё это больше не казалось глупым или идиотским. Напротив ― здесь и сейчас оно казалось единственно правильным.

Чуя расстегнул ремень и молнию, потянул брюки вниз ― те легко съехали по голой коже, продемонстрировав отсутствие белья и твёрдый, прижимающийся к животу член.

Чуя понял, что до безумия сильно хочет ему отсосать.

Дазай переступил ногами и отшвырнул брюки в сторону, оставшись в рубашке и пиджаке. Чуя приподнявшись на коленях, расстегнул пуговицы на рубашке до самого верха, взялся за галстук, но Дазай перехватил его руки ― развязал галстук сам, скинул пиджак на пол, а рубашку снимать не стал. Склонился, скользнул кончиком языка по шее Чуи, задрал на нём подол кимоно, с силой провёл ладонями по бёдрам и крепко сжал ягодицы. Чуя застонал и вцепился в его плечи, чувствуя, как самоконтроль летит к чертям.

― Не могу удержаться, ты просто охуенен, ― на мгновение выйдя из роли, шепнул Дазай и позволил Чуе прижаться к себе, зарыться пальцами в волосы, выгнуться навстречу ласкающим его рукам.

― Если ты сейчас не остановишься, ― жарко выдохнул Чуя ему на ухо, ― то выебешь меня безо всяких игр, а второй раз это грёбаное кимоно я не надену. Возьми себя в руки, Дазай, и доведи дело до конца, блядь.

― Ты прав. ― Дазай довольно ощутимо куснул его в шею и отстранился. Они оба возбудились до предела, но закончить начатое теперь было делом принципа ― Чуя знал это, как знал то, что у Дазая от него перманентно рвёт крышу.

Дазай выпрямился и перевёл дыхание. Чуя придвинулся вплотную и широко провёл языком по его твёрдому члену ― снизу вверх, от тяжёлых яиц до головки, медленно и демонстративно. Услышал прерывистый вдох, улыбнулся, вскинул голову и облизал губы ― призывно, напоказ. Дазай потянулся к нему с явным намерением поцеловать, но Чуя упёрся ладонью ему в грудь и с усмешкой покачал головой.

― С клиентами я не целуюсь, ― мстительно заявил он, зная, что этот раунд остался за ним.

Дазай сверкнул глазами и, помедлив, кивнул, принимая условие.

― Как хочешь. ― Он усмехнулся в ответ, положил руку Чуе на затылок и подтолкнул к своему члену. ― Значит, соси.

Чуя сглотнул в предвкушении и провёл ладонями по его бёдрам. Чуть сжал, с наслаждением чувствуя, как напрягаются и расслабляются крепкие мускулы, обхватил губами головку и медленно облизал её, чувствуя, как Дазай гладит его по щеке. Они оба любили оральный секс и умели доводить друг друга только им до исступления, но сейчас задача Чуи состояла в том, чтобы крыша поехала у Дазая, а не у него самого.

Он приоткрыл рот шире, пропустил головку в горло и сглотнул. Дазай сжал пальцы в его волосах, натягивая на себя, и Чуя сразу же услышал резкий вздох и одобрительное:

― Да, вот так. Продолжай, сучка, я хочу кончить в твоё прекрасное рабочее горло.

Чуя мог бы сказать, что их желания совпадают, но говорить ему сейчас было не очень удобно, поэтому он лишь кивнул и промычал что-то невразумительное, продолжая отсасывать и вкладывая в это максимум страсти и сил. Возбуждение ритмично пульсировало в висках, согласно движениям, собственный член болезненно ныл, но стоило Чуе потянуться к нему, как Дазай остановил его резким и властным:

― Нет!

Чуя недовольно застонал и повиновался. От желания кончить тянуло в паху и поджимались пальцы на ногах, но сегодня командовал в их постели Дазай. Чуя выпустил член изо рта, помогая себе рукой, вылизал головку и вновь взял на всю длину. Двинул рукой, сглатывая, ощутил на языке знакомый усиливающийся солоноватый привкус, сглотнул ещё раз ― и Дазай кончил ему в рот, до предела натянув на себя.

― Твою мать! ― выдохнул он, всё ещё удерживая Чую за волосы. Чуя собрал всё до капли, недовольно повёл головой, и Дазай наконец отпустил его.

Чуя прижался лбом к его бедру, тяжело дыша. Горло саднило, губы горели, собственный член пульсировал и требовал ласки, но он помнил о приказе не касаться себя.

Чёртов Дазай. После такого задолбается расплачиваться.

Чуя невольно усмехнулся тому, как двусмысленно прозвучала в его голове эта мысль, учитывая ситуацию. Дазай вновь потянул его за волосы, вынуждая откинуть голову и посмотреть на себя. Чуя облизал губы ― на них всё ещё чувствовался привкус спермы, ― и Дазай вновь потянулся к ним. Он это обожал ― целовать Чую после минета, вылизывать его рот, собирать с его языка собственный вкус, и обычно от этого они очень быстро возбуждались снова. Оба.

Но не сегодня, Дазай.

― Нет, ― чётко, таким же приказным тоном, каким разговаривал с ним Дазай, сказал Чуя, когда их губы почти соприкоснулись. ― Я не буду с тобой целоваться.

Он знал, как это действует на Дазая ― любой запрет, но в особенности, запрет на то, что он любит и безусловно умеет делать. В самом начале их отношений Чуя никак не мог привыкнуть к тому, как Дазаю нравится целоваться ― а к реакции собственного тела на эти поцелуи, которые не единожды доводили его до оргазма, не привык до сих пор.

Дазай остановился. В глубине его глаз промелькнуло нечто странное ― одобрение, нетерпение, раздражение, всё сразу. Чуя был уверен, что при любом раскладе Дазай не будет делать того, на что получил от него прямое и однозначное «нет» ― пусть даже в игре. В конце концов, они играли в неё вдвоём и правила тоже устанавливали вдвоём.

― Будь по-твоему, ― процедил Дазай и, отпустив его волосы, выпрямился. Скинул с себя рубашку, положил ладонь Чуе на грудь и легко подтолкнул, сопроводив это словами: ― Кровать большая. Хватит ютиться на краю.

Чуя передвинулся почти к изголовью и едва не застонал, когда шелковая ткань кимоно коснулась его члена. Он был возбуждён донельзя, он хотел кончить, он хотел, твою мать, чтобы Дазай помог ему кончить ― но просить об этом не мог.

Ну, по крайней мере, не сейчас.

Он вновь уселся на пятки и сложил руки на коленях, наблюдая за тем, как Дазай забрался на кровать и придвинулся к нему.

― Сними его, ― сказал Дазай, взглядом указав на кимоно, и Чуя ощутил прилив лёгкого разочарования ― ему хотелось, чтобы Дазай сам это сделал.

― Могу я попросить? ― Он глянул на Дазая из-под ресниц, и тот удивлённо вскинул бровь.

― Попросить? О чём?

Чуя лукаво улыбнулся и повёл плечами.

― Я хотел попросить, чтобы ты сам меня раздел.

Дазай прищурился и усмехнулся.

― Хочешь, чтобы я тебя раздел? Хорошо. ― Он потянулся к Чуе, придвинувшись ещё ближе, и спустил с его плеч кимоно ― то легко спало, повиснув на локтях и обнажив грудь и живот.

Кровь бросилась Чуе в лицо ― он как будто сдавал последние позиции перед тем, как окончательно капитулировать, отдаться на милость победителю. И ничего при этом не имел против.

Дазай опёрся о спинку кровати, навис над ним и коснулся губами оголённого плеча ― легко, едва заметно, но от этого касания Чую бросило в дрожь. Он закрыл глаза и выгнул шею, подставляясь. Дазай на этом не остановился. Жарко выдохнул в ухо:

― Ещё? ― и, дождавшись от Чуи утвердительного кивка, продолжил целовать шею и плечи, то и дело прикусывая и наверняка оставляя следы.

Чуя чувствовал, что Дазай на грани, что он едва удерживается от того, чтобы плюнуть на затеянную им же игру, завалить Чую на кровать и трахнуть так, чтобы тот орал, стонал и просил ещё. По всем правилам, для этого было ещё не время, но Дазай всегда был жадным до ласк и любое промедление воспринимал как препятствие, которое необходимо преодолеть без задержек.

― Дазай, ― забывшись, выдохнул Чуя, и это привело их обоих в чувство. Или, скорее, вернуло к мысли, что представление ещё не окончено.

Дазай отстранился и заглянул ему в глаза. Чуя прикусил губу, молча стащил с себя грёбаное кимоно и отбросил в сторону, оставшись полностью обнажённым. У него стояло так, что было почти больно, и, окинув Дазая быстрым взглядом, Чуя убедился в том, что тот тоже снова возбуждён.

― Насмотрелся? ― лениво поинтересовался Дазай.

Чуя кивнул.

― Отлично. ― Дазай жёстко улыбнулся и положил ладонь ему на бедро. ― Раздвинь ноги, детка.

Чуя почувствовал, как внизу живота будто плеснуло кипятком от его тона. Он откинулся на спину, опираясь на локти и, удерживая взгляд Дазая на себе, молча развёл колени в стороны.

― Шире, ― скомандовал Дазай. ― Покажи мне себя.

Чуя повиновался, чувствуя себя так, будто действительно демонстрировал своё тело, и Дазай окинул его с головы до ног таким взглядом, от которого болезненно заныло в яйцах.

Чуя медленно перевёл дыхание.

― Я тебе нравлюсь? ― спросил он.

― Ты восхитительный, ― без тени сомнения ответил Дазай. Устроился между его раздвинутых ног, с нажимом провёл ладонями по внутренней стороне бёдер и, наклонившись, прошёлся следом чередой коротких, жалящих поцелуев. Чуя застонал и откинулся спиной на кровать. Он впервые так сильно хотел, чтобы его трахнули, а к нему, твою мать, всё ещё нормально не прикоснулись.

Он пошарил ладонью по постели и нащупал заранее приготовленный тюбик смазки. В последний раз они с Дазаем трахались почти две недели назад ― тот раз, когда Дазай отдрочил ему и свалил, Чуя не считал принципиально, ― так что сегодня он заранее растянул себя. Но сейчас ему нестерпимо хотелось почувствовать внутри хоть что-то, пусть даже это и будут его собственные пальцы. К тому же ― шлюх не растягивают.

Кусая губы в предвкушении, он отвинтил крышку, но тут же услышал:

― Я бы на твоём месте не спешил, ― и Дазай, перехватив его руку, забрал тюбик.

Чуя открыл глаза и посмотрел на него с вызовом.

― И долго ты ещё планируешь надо мной издеваться? ― поинтересовался он

― Рот прикрой, ― посоветовал Дазай и вылил на пальцы смазку. Растёр её между его ягодиц, мягко помассировал пульсирующий вход и легко проник одним пальцем внутрь. Сразу же добавил второй и, когда Чуя задышал чаще, улыбнулся.

― Ты такой растраханный, что тебя и растягивать не надо, ― прокомментировал он, вопреки собственным словам погрузив пальцы глубже.

Чуя медленно облизал губы и подался навстречу, насаживаясь сильнее. Тело отозвалось моментально ― удовольствием прострелило от макушки до пяток. Чуя застонал, приподнял бёдра, продолжая ритмично сжиматься на пальцах Дазая, и провёл ладонями по груди вниз, лаская себя. Помассировал соски, скользнул по животу, застонал, выгнувшись, и сжался сильнее, но не прикоснулся к члену ― вряд ли Дазай разрешил бы ему это, хотя хотелось просто нестерпимо.

― Не все клиенты такие, как ты, ― сказал он, дыша часто, в такт движениями пальцев в нем. ― Приходится заботиться о себе самому.

― А чего бы тебе хотелось, если бы ты имел право просить? ― Дазай придвинулся ближе, свободной рукой поглаживая его по бедру и неотрывно глядя на то место, где его пальцы входили в тело Чуи.

― Я бы попросил, чтобы ты меня вылизал, ― на одном дыхании выпалил Чуя.

― Вылизать твою сладкую задницу? ― уточнил Дазай.

Чуя кивнул.

― Трахнуть тебя языком? ― продолжил Дазай.

Чуя снова кивнул, понимая, что готов кончить только от его слов.

― Как жаль, что шлюхи не имеют права просить. ― Дазай добавил еще два пальца, и Чую затрясло. Он застонал, прогнувшись сильнее, почувствовал, что Дазай совсем рядом, и как будто со стороны услышал собственный голос, прерывающийся в такт толчкам в нем:

― Ты не должен… этого делать… я должен сам...

― От своих пальцев в заднице ты вряд ли будешь так стонать, детка, ― горячо прошептал Дазай ему на ухо и надавил на простату, заставив Чую вскрикнуть и вцепиться в простыни. ― Твои стоны ― самое сладкое, что я слышал. Не останавливайся. Громче, сучка.

Но Чуя не смог бы остановиться даже если бы захотел. Его трясло, член сочился смазкой, руки сминали гладкую ткань, и он знал, что Дазай смотрит на него, видит, как его выламывает, видит, как ему хорошо, и от этого окончательно сносило крышу. Как и от откровенности, которая неудержимо прорывала шлюзы сдержанности и погребала под собой остатки стыда.

Они всё-таки очень подходили друг другу в постели. Идеально.

― Дазай, пожалуйста. ― Чуя вцепился в его плечи и скрестил ноги на пояснице.

― Конкретнее. Чего хочешь? ― Дазай мазнул губами по его ключицам, вылизал сосок и вытащил пальцы. Чуя разочарованно застонал, отчаянно желая вновь заполнить эту пустоту. Он хотел Дазая, хотел, чтобы тот трахнул его, хотел почувствовать его внутри и готов был умолять, только бы Дазай больше не тянул ни секунды.

― Трахни меня. ― Чуя сцепил пальцы у него на затылке, зарылся ими в тёмные, влажные от пота волосы. Он перестал понимать, где игра, а где просто они двое, и это уже не имело значения ― потому что сейчас всё стремительно переходило в ту стадию, которой всегда заканчивался каждый их секс.

Абсолютной, до жадного, нетерпеливого, крышесносного удовольствия, настоящей обоюдной близости.

― Не убедил, ― почти прорычал Дазай, но Чуя чувствовал, с каким желанием это было сказано. И твёрдый член между своих ягодиц он чувствовал тоже.

― Пожалуйста, Дазай, ― повторил Чуя, остатками рассудка цепляясь за реальность. ― Трахни меня. Сейчас. Я хочу тебя почувствовать, я не могу больше, мне нужно, пожалуйста, я хочу тебя в себе!

― Уже лучше. Но тебе ещё нужно научиться просить. ― Дазай навис над ним, опираясь на локоть, и наконец-то вошёл ― медленно, но не останавливаясь, пока не заполнил собой полностью, именно так, как любили они оба. Выдохнул, быстро поцеловал в плечо и начал трахать ― размашисто, глубоко, с силой вбиваясь в его тело. Чуя жарко дышал ему в шею, стонал в голос, обнимал, крепко прижимая к себе и всё глубже проваливался в томное, сладкое, не сравнимое ни с чем удовольствие, которое кружило голову и заставляло забыть обо всём.

И до безумия хотел целоваться.

― Шлюха, ― горячо выдохнул Дазай ему на ухо, и Чую выгнуло под ним от внезапного, острого, выламывающего кайфа. Он никогда бы не признался в этом даже себе, но власть, которую Дазай сейчас демонстрировал и утверждал с каждым новым толчком, пробуждала в нём самые низменные, самые порочные стороны, желание отдаваться именно так, как Дазай хотел, именно так, как он его сейчас называл...

Именно. Как шлюха.

Сердце колотилось как сумасшедшее, член, зажатый между их животами, пульсировал и требовал прикосновений. Чуя и сам не представлял, что эта игра так его заведёт.

― Дазай, дай мне кончить, чёртов ублюдок! ― простонал он без особой надежды.

― Надо бы укоротить тебе язык, но ты слишком хорошо сосёшь, ― усмехнулся Дазай и остановился, а потом и вовсе вышел из него.

Чуя разочарованно дёрнулся следом, но Дазай бесцеремонно ухватил его за плечо и, перевернув на живот, надавил на поясницу ладонью.

― Так ты определённо лучше смотришься, ― прокомментировал он, и Чуя, выругавшись, встал на колени. Опёрся на локти и подался назад, пока Дазай беспорядочно шарил руками по его бёдрам, заднице и спине. Чуя любил эту позу и часто сам её инициировал ― но не тогда, твою мать, когда он в одном шаге от оргазма безо всякой дополнительной стимуляции.

― Так о чём ты там хотел попросить, если бы имел на это право?― шепнул Дазай ему на ухо, и его мягкий смешок ласкающе прокатился по взвинченным нервам.

― Я не помню, ― еле шевеля языком, отозвался Чуя и осёкся, почувствовав, как на ягодицы легли горячие ладони.

― Зато я помню. Знал бы ты, как мне самому этого хочется.

Дазай скользнул языком вдоль его позвоночника, прошёлся чередой коротких поцелуев по пояснице, крепко сжал ягодицы и, раздвинув их, широко вылизал пульсирующий раскрытый вход. Чуя опустил голову, прогнулся сильнее, полностью отдаваясь его рукам, и задышал часто, сбивчиво, комкая влажную от пота простынь и всецело сосредоточившись на откровенных желанных прикосновениях. Таким они занимались при любой удобной возможности, и всякий раз у Чуи напрочь срывало тормоза. Прежде он не думал, что насколько чувствителен к оральным ласкам, и ими Дазай неизменно доводил его до полуобморочного состояния.

― Ты же… ах, блядь! ― Он захлебнулся стоном, когда Дазай, очевидно, войдя во вкус, начал трахать его языком, и совершенно потерялся в ощущениях. Он никогда не чувствовал себя таким порочным, раскрытым, выставленным напоказ, полностью принадлежащим Дазаю. ― Ты же сказал, что… ты здесь не ради моего удовольствия.

Он уткнулся лбом в подушку и понял, что сейчас либо кончит, либо потеряет сознание. Дазай, похоже, тоже это понял ― покружил языком вокруг входа и, аккуратно куснув Чую за ягодицу, отстранился. Чуя не видел его, мог только пытаться предугадать его действия ― и чувствовать, но это, наверное, и было тем, чего хотел всей этой авантюрой добиться от него Дазай: вытащить на поверхность самые сокровенные эмоции и заставить признать их, пусть и только в постели.

― Знаешь, ― хрипло и низко проговорил Дазай, вновь входя в него одним глубоким толчком, от которого у Чуи закоротило последние мозги, ― для меня главным всегда было только одно. Твоё удовольствие, Чуя. На своё мне плевать. Я всегда хотел, чтобы тебе было хорошо со мной.

Он прижался грудью к спине Чуи, накрыл его ладонь своей, переплёл их пальцы и начал трахать ― глубоко, резко, входя полностью и вынимая почти до конца. Чуя вцепился в его руку и откинул голову на плечо, пытаясь совладать с эмоциями и словами, которые сами рвались с языка, и препятствием им был только безостановочный шёпот Дазая ― Чуя никогда прежде от него такого не слышал, и сплошной поток восхитительных, пошлых, эмоциональных откровений оглушал и подталкивал его к краю.

― Ты такой красивый, ты просто не представляешь себе, ― шептал Дазай, покрывая поцелуями его шею и плечи. ― Я обожаю, когда ты трахаешь себя моим членом, я обожаю слушать твои стоны, когда вылизываю тебя и позволяю толкаться мне в горло. Ты просто не представляешь себе, как выглядишь в такие моменты, я ничего прекраснее не видел в жизни, Чуя. Я обожаю смотреть на тебя, когда ты кончаешь, чувствовать, как ты сжимаешься на мне, клянусь, я никогда такого не испытывал, только с тобой, моя сладкая, прекрасная, любимая шлюшка.

― Блядь. ― От собственных стонов у Чуи закладывало уши, и он уже совершенно не соображал, что говорит, что делает и на каком вообще свете. ― Пожалуйста, Дазай, позволь мне кончить, я больше не могу, пожалуйста, я хочу кончить, господи!

― Я знаю, детка, ― сказал Дазай. Обхватил его член ладонью и задвигал ею в такт толчкам. ― Я тоже этого хочу. А знаешь, чего ещё мне хочется?

― Чего? ― хрипло простонал Чуя, отчаянно цепляясь за него.

― Я хочу поцеловать тебя, ― шепнул Дазай со странной внезапной нежностью, и его тон никак не вязался с твёрдой хваткой на члене Чуи и всем этим бесстыдным, неприкрытым, запредельным сексом, который снова и снова давал Чуе глупую надежду на то, что Дазай тоже может его когда-нибудь полюбить. ― Разрешишь?

― Иди сюда, ― выдохнул Чуя и, обернувшись, сам потянулся к нему ― губы горели и саднили от нестерпимого желания целоваться.

Дазай поцеловал его ― наконец-то, твою мать, наконец-то! ― так же, как трахал: жадно, грубо, почти агрессивно, с наслаждением вылизывая его рот. Чуя вцепился пальцами в его волосы, отвечая на поцелуй, подался бёдрами навстречу ласкающей его руке и кончил, выгнувшись и сжавшись на члене с такой силой, будто вообще никогда не хотел выпускать его из себя.

― Вот так, умница. ― Дазай оторвался от его губ и поднёс к ним испачканные спермой пальцы. ― Оближи.

Чуя втянул пальцы в рот, после оргазма ещё не понимая, где находится, чувствуя себя в блядской нирване, опустошенным, выебанным, абсолютно счастливым. Дазай уткнулся лбом в его плечо, пару раз толкнулся и замер, дрожа и крепко стискивая бедра. Чуя в последний раз скользнул языком по его пальцам и выпустил их изо рта, готовясь к тому, что от передозировки эмоций сейчас грохнется в самый что ни на есть пошлый и банальный обморок.

― Солнце. ― Дазай коснулся губами его шеи сзади и вышел, придерживая за бёдра. Чуя, способный только дышать, со стоном облегчения свалился на кровать и растёкся по ней. Шевелиться не было абсолютно никаких сил ― долгожданный оргазм вытянул последние и оказался настолько оглушительным, что Чуя чувствовал себя на грёбаной вершине мира.

Дазай упал рядом ― Чуя не увидел, почувствовал это ― и собственнически положил ладонь ему на бедро.

― Охренеть, ― ошеломлённо рассмеялся он. ― Просто охренеть.

― Угу, ― промычал Чуя, не способный сказать ни слова. Его одновременно будто выжали досуха и воскресили из мёртвых. Слова Дазая всё ещё эхом отдавались в голове, Чуя невольно прокручивал то их, то свои собственные действия, и понимал, что так откровенно в постели с Дазаем не вёл себя никогда.

Дазай прижался к нему сзади и шепнул:

― Из тебя получилась просто охуенная шлюха, Чуя. Впрочем, как я и предполагал, когда покупал для тебя это чёртово кимоно.

Чуя усмехнулся и, не открывая глаз, напомнил:

― Кто-то собирался получить это в другом месте, если бы я не согласился.

― Чуя. ― Дазай взял его за руку и начал мягко водить пальцем по костяшкам. ― Неужели ты не понимаешь, что человек, который хочет сходить на сторону, просто молча идет на сторону, а не говорит об этом своему партнёру. ― Он поцеловал Чую в шею и шепнул на ухо: ― Зачем мне кто-то другой, если у меня есть ты?

― Дазай. ― Чуя, вздохнув, повернулся и улёгся на спину, чтобы видеть его лицо. В голове смутно маячила какая-то важная мысль, но он никак не мог ухватить её за хвост. ― Ты меня развёл. Провоцировал. Манипулировал. Сколько можно?

― Я не заметил, чтобы ты возражал, пока орал подо мной и просил тебя трахнуть. ― Дазай улыбнулся и подпёр рукой щёку, внимательно глядя на него. ― Ну и, к тому же ― так интереснее, не находишь?

Чуя прищурился, рассматривая его в ответ. Что-то было не так. Вернее, слишком так ― Чуя смотрел на Дазая и понимал, что не он один показал сегодня больше, чем обычно. Во взгляде Дазая читались привычные Чуе страсть, ирония и озорство, но сейчас к ним примешивалось ещё что-то. Чуя мог бы назвать это привязанностью и нежностью, если бы такая мысль не звучала абсурдно применимо к Дазаю и к тому, чем они только что занимались.

И всё же…

Дазай потянулся к нему и мягко поцеловал в губы. И ещё, и ещё, всё глубже и требовательнее, пробежался пальцами по предплечью, перехватив его руки, прижал их к подушке и, придвинувшись ближе, накрыл собой, не переставая целовать ― как будто желая наверстать то, чего Чуя добровольно лишил их обоих этим вечером. Он целовал Чую, как будто не мог им надышаться, а Чуя, стискивая его пальцы в своих, всё явственнее видел перед собой ответ на невысказанный, но очень важный вопрос, который не давал ему покоя с того момента, как он осознал свои чувства к Дазаю и признался в них самому себе.

― Дазай. ― Чуя оторвался от него первым и даже чуть отодвинулся, чтобы заглянуть ему в глаза и убедиться, что не ошибается.

― Что? ― Дазай посмотрел на него, и Чуя почувствовал, как сердце заколотилось где-то в горле.

― Ты меня любишь, ― выдохнул он. ― Чёрт бы тебя побрал, Дазай, ты меня любишь!

Дазай застыл, и в его взгляде промелькнуло что-то нечитаемое.

― Это сейчас было довольно самоуверенно, ― усмехнулся он в ответ. Скатился с Чуи и улёгся на спину, закинув руку за голову.

― Не менее самоуверенно, чем когда ты заявил мне то же самое, ― парировал Чуя, жадно наблюдая за ним.

― Если тебе хочется так думать, то пожалуйста, я тебе не запрещаю. ― Дазай пожал плечами, глядя в потолок.

Чуе захотелось рассмеяться ― от облегчения и восторга. И от того, как Дазай пытался сейчас сделать вид, что ему безразлично и что всё не то, чем кажется.

Чуя готов был ждать ― и знал, что не успокоится, пока не добьётся от Дазая признания.

― Договорились. Так я и буду думать. ― Всё ещё победно улыбаясь, он повернулся на бок спиной к Дазаю и закрыл глаза. Внезапно просто невыносимо захотелось спать ― не осталось сил даже дойти до стола, чтобы взять сигареты и покурить. ― Доброй ночи.

Дазай хмыкнул, и Чуя почувствовал, как к нему сзади прижалось горячее тело.

― Доброй ночи, Чуя, ― шепнул Дазай и обнял его.

Чуя улыбнулся, крепче сжал его руку в своей и провалился в сон.



Дазай поцеловал Чую в плечо, прислушался к ровному глубокому дыханию и встал с кровати. Подошёл к окну, распахнул его и взял со стола пачку сигарет. Он курил редко и не потому, что хотел ― скорее потому, что повод был.

Сейчас был.

Он едва не прокололся и нуждался в том, чтобы привести мысли в порядок.

Он посмотрел на спящего Чую ― на его прекрасного, восхитительного, потрясающего Чую, который даже сейчас, спустя два года отношений, всё ещё вёлся на него, как мальчишка.

На Чую, который действительно был для него лучшим, пусть и не осознавал этого сам.

― Конечно, я люблю тебя, Чуя, ― прошептал Дазай и выдохнул дым в окно. ― Конечно же, я люблю тебя.